Книга За гранью, страница 121 – Питер Робинсон

— Да. Собственно, поэтому мы и решили выяснить степень ее участия в событиях в доме на Хилл-стрит. В конце концов у нас появились косвенные улики, указывающие, что она не тот человек, за которого себя выдает.

— Но ведь у многих людей было ужасное детство, — сказала Мэгги; бледность сошла с ее лица, и оно даже чуть порозовело. — Возможно, не столь жуткое, как у нее, но они же не становятся убийцами. Почему так случилось с Люси?

— К сожалению, я не знаю ответа, — ответил Бэнкс. — Терри Пэйн был насильником, когда они встретились, а Люси уже убила Кэтлин. Так или иначе, но эти люди, соединившись, раскрыли самые темные стороны своей натуры. Почему так получилось, мы не знаем. Да, похоже, никогда и не узнаем.

— А если бы они не встретились?

Бэнкс пожал плечами:

— Ничего бы этого не случилось. Терри в конце концов был бы пойман и сел в тюрьму за изнасилования, ну а Люси вышла бы замуж за приличного молодого человека, нарожала бы ему детей и стала работать менеджером в банке. Кто знает?

— Она рассказала, что это она убивала девушек, у Терри не хватало на это духу.

— Понятно, у нее уже был опыт.

— Сказала, что убивала из добрых побуждений.

— Возможно, так оно и было. Или с целью самозащиты. Или из ревности. Нормальные люди не в состоянии понять ее мотивы.

— Люси рассказала, как они с Терри познакомились. Он ее изнасиловал, представляете?! Или пытался. Ну а потом она… изнасиловала его так же, как он изнасиловал ее.

Бэнкс пожалел, что в больнице запрещается курить. Сейчас бы сигарету!..

— Мэгги, я не берусь истолковывать извивы человеческой психики. Я полисмен и, хотя чаще сталкиваюсь с отрицательными сторонами человеческой натуры, вряд ли знаю что-то, чего не знаете вы… Для человека с таким прошлым, как у Люси, — с ее-то детским опытом, да еще с такими сексуальными наклонностями, — Теренс Пэйн, вероятно, был чем-то вроде котенка.

— Люси пыталась объяснить: рождаются же овцы с пятью ногами, вот и она не такая, как все.

Бэнкс мысленно представил себе пятиногую овцу и как будто снова оказался в детстве. В те годы передвижные ярмарки, разъезжавшие повсюду весной, на Пасху, и осенью, привозили аттракционы и давали представления на отведенных для этого площадках. В специальных палатках можно было метнуть увесистый дротик в игральную карту или выстрелить в жестяную фигурку из духового ружья и, если повезет, получить приз: золотую рыбку, плавающую в пластиковом мешке с водой. Ярмарочные площадки были залиты морем света, заполнены толпами людей, там звучала громкая музыка. На ярмарке демонстрировали разные диковины; заплатив шестипенсовик, ты мог посмотреть на даму с бородой, человека-слона, женщину-паука… Что-то подобное Бэнкс видел позже в известном фильме Тода Броунинга. [36] А в другой палатке были расставлены сосуды с формалином, где плавали ягненок с пятью ногами, котенок с рогами, щенок с двумя головами, теленок без глаз — такие создания могли возникнуть только в ночных кошмарах.

— Несмотря на то что случилось, — продолжила Мэгги, — вам не удастся превратить меня в циника. Вы считаете меня наивной, знаю, но, если понадобится выбирать, я, скорее, предпочту быть наивной, чем жестокой и недоверчивой.

— Вы по своей наивности едва не расстались с жизнью.

— Думаете, она убила бы меня, не подоспей вы на помощь?

— А вы сами как думаете?

— Не знаю. Люси… она тоже была жертвой. Она говорила, что не хочет меня убивать.

— Ох, Мэгги, вы бы послушали себя, когда во весь голос звали на помощь! Ведь она задушила по крайней мере семь девушек. Она убила бы вас без сожаления, поверьте. На вашем месте я бы вообще не думал о ней как о жертве.

— Слава богу, что каждый из нас на своем.

Бэнкс глубоко вздохнул:

— Вот и хорошо. Вы переедете с Хилл-стрит?

— Нет, думаю, что останусь. — Мэгги, поправляя повязку, скосила глаза в сторону Бэнкса. — А мне деваться некуда. К тому же нужно закончить эскизы. Еще я поняла, что нужна людям, которые не понаслышке знают, что такое насилие. Я могу выступать от их имени и меня слушают.

Бэнкс согласно кивнул. Он так не считал и подозревал, что публичная поддержка, оказанная Мэгги Люси Пэйн, значительно поколебала ее способность выступать от имени женщин, страдающих от домашнего насилия. А возможно, и нет. О публике только одно можно сказать с уверенностью — то, что ее суждения крайне переменчивы. Глядишь, Мэгги еще признают героиней.

— Вам надо отдохнуть, — сказал Бэнкс. — Я пришел сегодня, потому что хотел узнать, как вы себя чувствуете. Мы еще вызовем вас для подробной беседы, но позже. Спешить теперь некуда.

— Так, значит, все закончено?

Бэнкс посмотрел Мэгги в глаза. Бедная женщина, она страстно желает, чтобы все уже осталось позади, чтобы можно было обдумать случившееся и забыть, зажить прежней жизнью, работать, делать добрые дела…

— Ну, не считая того, что впереди судебный процесс, — ответил он.

— Судебный процесс? Но кого на нем собираются…

— Так вы ничего не слышали? Тогда понятно… вот черт!

— Меня накачали лекарствами, я ничего не знаю… В чем дело?

Бэнкс наклонился и положил руку ей на лоб:

— Мэгги, Люси Пэйн не умерла.

Мэгги отдернула голову, глаза ее расширились.

— Не умерла? Ничего не понимаю, я была уверена…

— Она выбросилась из окна, но при падении не разбилась насмерть. Дорожка в палисаднике проходит через густые заросли, и кусты смягчили удар. Люси упала спиной на край ступеньки и серьезно повредила позвоночник. Очень серьезно.

— И что это значит?

— Хирурги пока боятся делать прогнозы — ей предстоят серьезные исследования, — но предполагают, что она останется полностью парализованной.

— То есть ее ждет инвалидное кресло?

— Если она выживет.

Мэгги снова устремила пристальный взгляд в окно. Бэнкс заметил, что в ее глазах заблестели слезы.

— Так Люси все-таки оказалась в клетке.

Бэнкс встал. Ему было трудно понять сострадание, которое Мэгги испытывала к убийце девочек-подростков. Он не мог бы поручиться, что сумеет сдержаться и не наговорит лишнего, о чем впоследствии пожалеет. Он уже взялся за ручку двери, когда вдруг услышал:

— Инспектор Бэнкс!

Он обернулся:

— Да?

— Спасибо вам.

— У тебя все в порядке, милая?