
Онлайн книга «Растерзанное сердце»
— Есть вино, есть несколько банок пива. Но это почти все. Ах да, еще осталось немного вегетарианской лазаньи. — Ты стал вегетарианцем? — Нет. Вчера вечером заходила Энни. — Ага, — сказал Брайан. — У вас с ней опять закрутилось? Бэнкс почувствовал, что краснеет: — Не хами. И потом, ничего такого нет. Неужели двое коллег не могут спокойно поужинать вместе? Ухмыляясь, Брайан поднял руки: — Ладно-ладно. — Может, мы потом поедим где-нибудь вместе? Пообедаем в пабе, если я успею приехать. Я приглашаю. — Отлично, — согласился Брайан. — Как тебе, Эмми, ничего? — Конечно, — ответила Эмилия. — Мне не терпится попробовать ваш знаменитый йоркширский пудинг. — Вы никогда не ели йоркширский пудинг? — удивился Бэнкс. Эмилия зарделась: — Да, так уж жизнь сложилась. — Что ж, думаю, это можно устроить, — пообещал Бэнкс. Он взглянул на часы. — Но сейчас мне пора бежать. Я позвоню. — Блеск, — откликнулся Брайан. — Ты скажешь, в какую комнату нам заселиться? Пока тебя не будет, перетащим туда вещи. 13 сентября 1969 года, суббота Муниципальный квартал в Сэндфорде был старше, чем в Рэйнвилле, и с возрастом не стал краше. Миссис Лофтхаус обитала в самой сердцевине квартала, в «половинке» с садиком размером не больше почтовой марки и живой изгородью из бирючины. На другой стороне улицы на соседском, давно не стриженном газоне стоял старый семейный «хиллмен-минкс» без шин, а в ближайшем доме были заколочены три окна. Вот какой это был муниципальный квартал. Впрочем, миссис Лофтхаус сделала все, что было в ее силах, чтобы хоть как-то оживить это место, водрузив на подоконник вазу с хризантемами и повесив над камином цветную репродукцию, изображающую корнуоллскую рыбацкую деревушку. Это была маленькая хрупкая женщина лет сорока с небольшим, крашеная шатенка с химической завивкой. На ее лице, в морщинках под глазами и вокруг рта, читалась непреходящая скорбь. Она только что потеряла мужа, а теперь вот явился полицейский, чтобы взвалить на нее еще и сообщение о смерти дочери. — У вас славный дом, — заметил Чедвик, садясь в цветастое кресло с кружевными салфеточками. — Спасибо, — ответила миссис Лофтхаус. — Дом без особых удобств, но я делаю что могу. И среди соседей попадаются неплохие люди. Все равно теперь, когда Джима нет, мне столько места не нужно. Я записалась на бунгало, рядом с Шербурн-ин-Элметом. — Думаю, там будет потише. — Вы насчет Линды, да? — Вы знаете? Миссис Лофтхаус закусила губу. — Видела рисунок в газете. И с тех пор я… я все не верила, убеждала себя, что это не она, что это ошибка, но это ведь правда она, да? — У нее был заметный йоркширский акцент, но не такой явный, как у Кэрол Уилкинсон. — Мы так считаем. — Чедвик вытащил из портфеля фотографию. — Боюсь, вам это будет не очень приятно, — проговорил он. — Но это важно. Он показал ей снимок: — Это Линда? Глотнув воздуха, миссис Лофтхаус ответила: — Да. — Вам придется приехать на официальное опознание. — В… морг? — Боюсь, что да. Но мы постараемся вам это облегчить. Пожалуйста, не беспокойтесь. — А когда я смогу… ну, вы же понимаете… похороны? — Скоро, — заверил ее Чедвик. — Как только коронер разрешит забрать тело для погребения. Я вам сообщу. Мне очень жаль, миссис Лофтхаус, но я вынужден задать вам несколько вопросов. Чем скорее, тем лучше. — Конечно. Ничего, я приду в себя. И зовите меня Маргарет, прошу вас. Может быть, сделать чаю? Как вам? — Чашечка не повредит, — улыбнулся Чедвик. — Тогда я сейчас. Маргарет Лофтхаус скрылась в кухне, наверняка для того, чтобы погоревать без посторонних глаз, кипятя воду и наполняя заварочный чайник, — утешительный ритуал, освященный временем. На каминной полке тикали часы, рядом стояла обрамленная фотография. Без двадцати пяти час. Брум с приятелем сейчас на полпути к Шеффилду, а то уже и там. Чедвик встал, чтобы поближе посмотреть на снимок. На нем была запечатлена Маргарет Лофтхаус, помоложе, чем сейчас, а мужчина рядом с ней, обвивавший рукой ее талию, был, без сомнения, ее муж. Еще на фото, сделанном где-то на воздухе, в сельской местности, была девочка с короткими светлыми волосами, глядящая прямо в объектив. Маргарет Лофтхаус вернулась с подносом и застала его за рассматриванием фотографии. — Это снимали на ферме Гарстенг, возле Хоуза, в Уэнслидейле, — объяснила она. — Несколько лет назад мы часто ездили туда летом в отпуск, когда Линда была маленькая. Это была ферма моего дяди. Теперь он умер и ее купили какие-то чужие люди, но у меня сохранились о ней чудесные воспоминания. Линда была такой замечательный ребенок. Чедвик видел, как ее глаза наполняются слезами. Она промокнула их бумажной салфеткой. — Простите. Меня просто душат слезы, когда я вспоминаю, как все было, когда мы были счастливой семьей. — Я понимаю, — отозвался Чедвик. — Что произошло? Похоже, Маргарет Лофтхаус не удивилась вопросу. — То, что обычно и происходит в наши дни, — сказала она, шмыгнув носом. — Она выросла и превратилась в подростка. Сейчас они в шестнадцать лет ожидают, что получат весь мир, правда? Ну вот, а она заполучила младенца. — Как она поступила с ребенком? — Отдала его на усыновление — это был мальчик, — что ей еще оставалось делать? Заботиться о нем она не могла, а мы с Джимом были уже немолоды, чтобы начинать нянчить еще одно дитя. Я уверена, что ребенок попал в хорошую семью. — Я тоже уверен, — согласился Чедвик, — но я пришел сюда поговорить с вами не об этом ребенке, а о Линде. — Да, конечно. С молоком и с сахаром? — Пожалуйста. Она разлила чай из фарфорового чайника по хрупким с виду чашкам с золочеными ободками и ручками. — Чайный сервиз моей бабушки, «Роял Далтон», — объяснила она. — Единственная моя ценность. Теперь уже никого не осталось, кому я смогла бы его передать по наследству. Линда была единственным ребенком. — Когда она ушла из дома? — Вскоре после того, как родила. Зимой шестьдесят седьмого. — Куда она отправилась? — В Лондон. Во всяком случае, так она мне сказала. — Куда именно в Лондон? — Не знаю. Она не говорила. — У вас не было ее адреса? — Нет. — У нее были там какие-то знакомые? — Наверняка были, а вы как думаете? Но я с ними никогда не встречалась и ничего про них не слышала. |