
Онлайн книга «Дело Варнавинского маньяка»
Надзиратель забулькал горлом и попытался шевельнуться, но у него не получилось. От угла раздались торопливые шаги. Лыков вскинул «ремингтон», но из темноты послышалось: — Алексей Николаевич, где вы? Это я, Форосков! — Петр! Ты как тут оказался? — Привезли Нефедьевку грабить. — Кто? — Кто привез, уж в картишки с чертями перебрасывается. А вы тут с кем бились? Это кто лежит? Форосков наклонился над телом: — Ба! Иван Иваныч! Какая встреча! Не надо и беса, коли ты здеся. Никак, отлетаешь? Пора, пора… На дороге раздался одиночный выстрел, и Лыков с Форосковым, не сговариваясь, бросились туда. Возле ворот они увидели следующую картину. У коновязи стояли две коляски, запряженные парой в дышло. Вокруг них в различных позах валялись четыре тела. Барон Таубе стоял в сторонке и курил, пряча папироску в кулаке: — Алексей, кто это с тобой? — Петр Форосков. Прибежал-таки на подмогу! — Здравствуйте, Петр Зосимович! Давненько не виделись. Это вы в поле схватились? — Да, Виктор Рейнгольдович. Добрый вечер. А что, уже можно закуривать? — Полагаю, что враги закончились. Как там ваши успехи? — Двое уголовных за забором, — доложил Петр. — И Щукин позади дома, — добавил Алексей. — Ну а у меня — вот… Барон картинно простер руку, словно садовник, хвастающий богатым урожаем. — Посмотрим, кто тут, — прошелся вдоль тел коллежский асессор. — Готовцев… Поливанов… и Верховский с Челищевым. — Кого не хватает? — Из основных — судебного следователя Серженко и самого Бекорюкова. — Кто-то один ушел верхами, когда началась пальба. Еще один лежит у ворот. Лыков подошел к пятому телу, наклонился: — А это Лев Мартыныч. Серженко. Конец рыжему. А не будь «оборотнем»! — Остался только главарь? — Из коренных — да. Он, видимо, и ускакал. Как понял, что дело плохо… Ну, ты велик, баронище! Пятерых настрогал, пока я с одним возился! — Они думали, что ты один и забаррикадировался в мезонине. Подъехали не таясь, внаглую. Даже не осмотрелись. Ты оказался прав — их задача была только демонстрация. Отсюда и небрежность: воевать они не собирались, поручив дело Щукину. А я уже в кустах этих сидел, в шаге всего от ребят. И атаковал их первым, с обеих рук. «Оборотни» и выгрузиться толком не успели. — А Серженко? Он как за воротами оказался? — Пуля контузила его в голову, он упал и прикинулся мертвым. Но я-то почувствовал, что заряд чуть уклонился. Пошел проверить, а он в темноту отползает. Ну, добавил гостинца. — Пошли в дом, а то наши волнуются. Если кто из «оборотней» и уцелел, то после такой трепки задал уже деру. Втроем они вернулись к главному дому. Лыков забарабанил в дверь: — Степан, отворяй! Можно выходить! Изнутри послышались радостные голоса, и на крыльцо высыпали Окуньков и Буффаленок, а за ними — Варенька. — Мы их накрошили, — сообщил Лыков. — В основном барон расстарался, нам с Петром только чуть досталось. Но главного среди убитых нет — ускакал. Сейчас мы поедем в Варнавин его добивать. Вы оставайтесь здесь и будьте бдительны. Сидите в доме, ставни и двери не открывайте. Утром мы вернемся. — Возьмите меня с собой! — взмолился Федор. — Я еще никого в жизни не убил! — Вот и радуйся этому, дурачок, — осадил его Лыков. — И потом, ты нужен в поместье, — добавил Таубе. — Мы укатим, а здесь женщины и дети. Мало ли что? Тут резня пошла серьезная. — Смотри, кто-то едет! — тронула мужа за плечо Варвара Александровна. — Кто бы это мог быть? Действительно, по проселку медленно приближались два желтых огня. Вскоре они поравнялись с воротами, и оттуда раздался женский вскрик. — Это Смецкая, — догадался Алексей. — Должно, услышала выстрелы, испугалась за нас и помчалась проведать. Черт, а там покойники лежат, зрелище не для глаз барышни. Он побежал к воротам и быстро привел коляску к дому. Аким и Еллий аккуратно выгрузили на землю кресло на колесах, Аннушка встала рядом. Бледная от ужаса калека вцепилась в рукав коллежскому асессору: — Алексей Николаевич, что происходит? Там лежат… и всюду кровь… Помпей Ильич, Николай Орестович… другие… Кто их убил? За что? — Успокойтесь, Полина Мефодиевна. Они действительно мертвы. Это бандиты, члены шайки Недокрещенного, и убиты они при попытке напасть на нас. — Какие бандиты? — ошалело переспросила барышня. — Какая банда? Из кого? Из городского пристава и предводителя дворянства? Вдруг лицо ее исказила страшная догадка: — А-а… Понимаю… Это вы их убили! Вы и меня сейчас убьете! А потом скажете, что барышня-калека — тоже банда! У Смецкой началась истерика, перешедшая в эпилептический припадок. Она вывалилась из кресла на песок и забилась в судорогах, изо рта у нее шла пена. Аннушка, с ненавистью косясь на Лыкова, принялась обтирать несчастную инвалидку. Мужики на полости внесли Полину Мефодиевну в дом. Варенька распорядилась уложить больную в комнатах и стала оказывать ей посильную помощь. — Пусть отлежится, а нам пора ехать, — сказал Лыков. — Буффаленок! Отвечаешь тут за безопасность. Смотри в оба! Взволнованный Федор хотел что-то сказать сыщику, но тот отмахнулся: — После, после! Бекорюков уйдет! И трое бывалых мужчин в трофейной коляске помчались в Варнавин. В два часа ночи они ворвались в здание полицейского управления. Там было пусто, лишь в большой комнате при свете лампы сидел Тамазин. Увидев Лыкова с товарищами, он выбежал из-за стола и бухнулся перед ними на колени: — Предаюсь в руки правосудия с полною повинной! — Тьфу! Где он? — Домой побежал, как понял, что наших побили. — Садись и пиши все, что знаешь. — Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Не забудьте потом, что я сдался и добровольно всех выдал! — За мной! — развернулся коллежский асессор. Коляска помчалась по тихим темным улицам спящего города. Завтра здесь начнется другая жизнь, в которой не останется «оборотней». Что-то она сулит варнавинцам? К особняку Бекорюкова подъехали не таясь. В одном из окон горел свет. — Ну что, Недокрещенный! — крикнул Лыков, становясь на крыльце. — Выходи, я тебя докрещу! Зазвенело разбитое стекло, грянул выстрел, но сыщик уже стоял под прикрытием стены. — Медленно все делаешь, Галактиоша, слишком медленно, — с издевкой прокомментировал Алексей. — Это тебе не ювелиров душить. С Лыковым по-другому надо. Твои опричники тоже плохо старались, теперь в канаве лежат. Тебя одного лишь не хватает. |