Книга Выстрел на Большой Морской, страница 47 – Николай Свечин

— Кого, мил человек, надоть?

Титулярный советник сунул ему в рукавицу гривенник.

— Манька по прозвищу Контузия уже приехала?

— Она, мил человек, нынче и не уезжала. В загуле с утра.

— Так она у себя? Одна?

— Того мы не знаем. Ишшо затемно приходил к ней еёйный кредитный. Знакомая нам личность. Большой такой, напримерно, с печь размером. В обед мы им воду приносили, так он ишшо оставалси. Опосля мы… эта… отлучились мы, вобчим. У соседского старшего дворника день имянин. Так что, таперя мы не знаем, одне оне, али не одне.

— Я тогда зайду, посмотрю. Дело у меня к Маньке. Какая её дверь?

— А вон слева малый флигелёк. Ланпа одначе горит, стало быть, при себе Манька. Токмо ты, мил человек, тово… Кредитный её больно свиреп. Как бы он тебя не отмутузил. Силищи у него — ого-го!

— Ничего, объяснимся как-нибудь, — бодро ответил Лыков и пошёл к флигелю. Постучал было в дверь, но обнаружил, что она не заперта и шагнул внутрь.

Контузию он увидел сразу же. Красивая полная молодая женщина, одетая только в десу [85] , лежала на спине посреди комнаты. Лицо у неё было синего цвета, вокруг шеи что-то обмотано. Алексей взял со стола лампу, посветил. Оказалось, что проститутку задушили собственным «пажом» — гибким резиновым обручем, под который женщины подтыкают юбку в сырую погоду.

Лыков с лампой в руках обошёл обе занимаемые убитой комнаты, бегло их осмотрел. На столе обнаружил пустую бутылку из-под «картофельного шампанского» [86] и два пустых стакана. Рядом лежала кучка маленьких жестяных кружков — гулящие женщины глотают их, чтобы не забеременеть. Стояла большая банка с сулемой, используемой в тех же целях. Всюду разбросаны были предметы дамского туалета: корсажи, чулки, ленты. И ничего, что указывало бы на личность душителя.

Пора было уходить. Если убийца всё же оставил следы, их обнаружит Эффенбах и сообщит Алексею. Ясно, что это дело рук Мишки. И очень похоже, что кто-то предупредил его о предстоящем визите сюда сыщика Лыкова…

Титулярный советник осторожно выглянул во двор — там было темно и пусто. Хмельной дворник укрылся в сторожке. Лыков быстрым шагом подошёл к калитке, отодвинул засов и выскользнул на улицу.

Через полчаса он уже был на Мясницкой с заявлением об убийстве. Дежурный чиновник послал курьера на дом к начальнику отделения и к судебному следователю. Две пролётки с агентами выехали в Пильников переулок; включился обыденный механизм сыска.

Утром следующего дня, злые и невыспавшиеся, сыщики сидели в кабинете и пили крепкий чай. Настроение у обоих было поганое.

— Кто знал о твоих планах придти к Маньке-Контузии?

— Ты.

— Понятно. Ещё кто?

— Твой агент, что ходил за справкой во Врачебно-полицейский кабинет.

— Васильев? Этого вычёркивай. Кто ты такой, ему не было известно, как и то, для чего берётся справка. А таких бумажек я запрашиваю в день по два десятка. Нет, измена не у нас. В Петербурге надо искать!

— Там хрен найдёшь. Я доложил результаты расследования рапортом на имя Плеве и сдал его законным порядком в канцелярию. Кто угодно мог его прочитать.

— А возможно простое совпадение?

— Возможно. Но я в это не верю.

— Что теперь намерен делать?

— Единственный «московский» конец для розыска обрублен. Придётся шарить наобум.

— Пойдёшь по притонам?

— А что ещё остаётся?

— Я дам тебе двух толковых агентов. Ты здесь чужой, один не справишься.

— Анатолий! Никаких агентов! Я могу играть только самого себя, и лишь так сумею вывернуться. Есть Лыков, тёртый малый. На ногу себе наступить не дозволяет. Ищет одного мошенника по делу, бродит, расспрашивает. А твои ребята и себя, и меня под ножи подведут.

— Подумай своей упрямой головой. Один ты в сапогах ходишь! Так лови, чтобы и самому уйти. Твоих подвигов по Псковской тюрьме здесь никто не знает, это не Питер. И как войдёшь в преступную среду?

— Открою дверь — и войду.

— Лёш! Тебя через три часа уже зарежут. Ты что, не понимаешь этого?

— Толь! Объясни: за что меня резать?

— Да за одно то, что ты не деловой и, стало быть, чужак. А что не деловой — написано у тебя на лице крупными буквами. И с такой наружностью ты намерен ввалиться в «Ад» или Поляков трактир?

— Да. И не вижу в этом ничего невозможного. Ты, Анатолий, кабинетный деятель, потому и сомневаешься. А как я, по-твоему, попал в Псковскую тюрьму? Открыл дверь — и вошёл. И никто меня там ножом не ткнул.

— То тюрьма, а то притон. Здесь громилы полные хозяева и помощи ниоткуда не будет!

— Везде одно и то же. Или ты полагаешь, что в тюрьме правит администрация? Задумайся: у меня легенда, понятная уголовным. Брус, лихой человек. Хитрован, любит деньги. И не свой, и не чужой. По принципам солдат, по замашкам решительный человек. С таким без особой нужды никто связываться не станет. Поверь, такие люди в уголовной среде встречаются. Фартовые ребята умные: они станут думать не о том, как меня зарезать или спровадить, а как заработать. Вот увидишь, мне ещё в поисках помогут. За деньги, конечно. Когда испробуют.

— Значит, проба будет?

— Конечно! Как же без неё?

— И ты вот так спокойно её ожидаешь?

— Страшно, Толь, первые десять раз. А потом уже ничего, привыкаешь…

— Что мне делать, пока ты ходишь по притонам?

— Мобилизуй агентуру, но очень аккуратно. Если «иваны» узнают, что Рупейто-Дубяго разыскивают одновременно и сыщики, и питерский «брус» Лыков — сам понимаешь…

— Сделаю аккуратно. Что ещё?

— Подготовь для меня «почтовый ящик». Квартиру в тихой улице, с двумя выходами, где всегда будет дежурить твой человек.

— Есть такая. Ещё?

— Опиши мне подробно оперативную обстановку в Москве. Где искать, где не искать, и кто тут у тебя чем заправляет.

— Тогда пошли к карте.

На стене эффенбаховского кабинета висела подробная карта Москвы с разделением на полицейские участки. Сыщики встали перед ней, начальник отделения взял указку.

— Запоминай. Начнём, конечно, с Хитровки — это самая язва. Она занимает весь район между Солянкой и Покровским бульваром. Что-то навроде вашей «Вяземской лавры», только вместо 13 домов здесь их 50, разбросанных по шести переулкам. Проживает постоянно более 10 000 человек; половина из них беспаспортные. Облавы мы, конечно, проводим, но ловим только мелочь. Серьёзные люди селятся в подземных убежищах. Это катакомбы, вырытые ещё до Ваньки Каина. Днём тамошние обитатели наружу не выходят, а ночью дураков нет их ловить.