Книга Выстрел на Большой Морской, страница 56 – Николай Свечин

— О том, что вы теперь ходите к Люське-Зверок только в сопровождении.

— Да! Вы же понимаете: Ганчич может вломиться в это заведение и учинить скандал. Вызовут полицию, та составит протокол с упоминанием моей фамилии, а ему только этого и надо! Он такой негодяй, что на всё способен! За семьсот тысяч… Ну, мы с Мишкой и подумали оба, что это Ганчич ломится. Как вы меня напугали, господин Иванов!

Алексей слушал всю эту ахинею и злился. Бывают, ох, бывают в жизни совпадения. Офицер с двойной фамилией, в статском, скрывается, и при нём могучий Мишка. И не те! В итоге имеются ненужая огласка и сломанный замок. Как теперь оправдаться перед Верлиокой и Шайтан-оглы? Легенда с «красноярками» трещала по швам. Хлюст, стоящий перед ним, вызывал поэтому у сыщика сильную неприязнь.

— Последний вопрос, подпоручик. Скажите, а за неделю до свадьбы вам обязательно нужно ходить по бл…м?

Загорянский-Киссель растерянно захлопал длинными ресницами:

— Так ведь я же офицер!

— Понятно. Можете идти. И чтоб никому обо мне ни слова!

Через полчаса, объяснившись кое-как с хозяином заведения и заплатив полтора рубля за убытки, Лыков вернулся в «Арбузовскую крепость». Разыскал Ассигкрита и сказал ему расстроено:

— Вертай деньги. Не они это.

— Как так? — удивился рыжий. — Всё же сошлось!

— Всё, да не всё. Я ищу отставного ротмистра Рупейто-Дубяго. А здесь подпоручик Московского полка Загорянский-Киссель. Не в отставке, а служит.

— Эх-ма… А второй, Мишка?

— Его денщик. Тоже парень крепкий, что лишь добавило путаницы. Там вообще смешная история вышла…

И Алексей рассказал рыжему про свадьбу, козни Ганчича и бегство подпоручика через окно.

— Вобщем, Федот, да не тот. Пришлось ещё за сломанный ингер [99] платить.

Ассигкрит посмеялся, вернул Лыкову двадцать рублей и они отправились вдвоём на Сухарёвку. Разыскали в трактире Шайтан-оглы, изложили ему свои приключения и услышали в ответ:

— Нету в наших краях этой парочки. Я всех «мазов» обспросил. Васька Лупкин вспомнил колбасника. Тот, будто бы, о прошлом годе в Лефортове на кулачках дрался. Он?

— Он.

— Вот. И офицер при нём имелся, как ты и говорил. Рыжий, фамилия Дубяга. Большой плут. Месяц назад они оба приходили к Ваське на Крестовскую заставу, прожили неделю у одной вдовы и съехали. Куда — не известно.

— И другие ребята их не видели?

— Ни один. Так что извиняй: в моей вотчине их нет. Пусть Верлиока поищет у себя. Там одна Котяшкина деревня чего стоит!

Верлиока возвращению Лыкова не удивился. Выслушал рассказ и резюмировал:

— День как день, да год не тот! Ну, что ж, пороемся теперь у нас. В моих владениях тоже есть где спрятаться. Весь век взаперти не просидишь; когда-нибудь, да выберутся они наружу.

— «Когда-нибудь» не годится. Купцы ждут, я уж с ними договорился, а товару нет. Эдак и дело сгорит.

— Понимаю. Давай прямо сегодня начнём. Мы как раз в Котяшкину деревню сбираемся; валяй с нами.

— Оброк взимаете?

— Если бы! Эти стервецы платить не желают. Там сорок шесть бардаков, все не зарегистрированные. Оборот большой, и — мимо нас. Анчутка ономнясь приказал привести к повиновению. Только это сказать легко, а сделать трудно. Мужики там зверовидные, повозишься с ними… Ништо! Я их поучу. Возьму пятнадцать человек и выжгу всю язву.

— Поболе бы, — подал голос Стёпка. — У них там Федя-Заломай.

«Иван» нахмурился:

— А ты мне не дрефь! Подумаешь, Заломай. Я ему ноги к ушам привяжу и плясать заставлю!

— Кто это? — полюбопытствовал Алексей.

— Тамошний батырь. Говорят, и вправду силён… Местные горлопаны его водкой поят и дуют в оба уха: «Ты, Федя, чужих сюда не пущай, мы сами с усами». А Федя простой, как банный веник; обещает нас побить!

— На такое стоит посмотреть. Поехали!

Лыков сел за стол, перекусил. От нечего делать перелистал газетку. Начали подтягиваться люди Верлиоки, все, как на подбор, крепкие и спокойные ребята. Водки перед налётом не пили, ели мало, говорили ещё меньше.

В полночь на пяти санях отправились в поход. По Бульварному кольцу добрались до Малой Дмитровки, по ней двинули на север. На углу Садовой-Триумфальной и Долгоруковской каратели спешились, оставили двух коноводов и плотной колонной проникли в 4-ю Тверскую-Ямскую. И сразу выяснилось, что их там уже ждут.

Два десятка оборванцев, вооружённых ножами и палками, перегородили улицу. Враждующие стороны встретились лоб в лоб и в первые секунды замерли от неожиданности; слышалось только напряжённое людское дыхание.

— Стёпка! — скомандовал Верлиока своему помощнику. Тот сунул руку запазуху и вытянул свинцовый шар на длинной ременной петле. Закрутил его над головой, гикнул страшным голосом:

— У-у-бью!!

И смело шагнул вперёд. Котяшкинские смешались: вид у Стёпки был устрашающий. Бандит врезался в цепь. Раздался глухой удар, с одного из оборванцев слетела шапка и он без звука повалился на мостовую. Остальные закричали жалобно, и бросились прочь по переулку. Окрылённые головорезы «Шиповской крепости» кинулись их преследовать; Лыков сзади едва поспевал за ними.

Вдруг со стороны Оружейной улицы обозначилось какое-то встречное движение. Побежавшие было туземцы развернулись назад. Послышались радостные крики:

— Федя-Заломай! Федя-Заломай пришёл!

Прямо по мостовой бодрым шагом к людям Верлиоки приближался огромного роста хлопец в чернёном тулупе [100] и треухе, с простодушным круглым лицом. Он легко, словно прутиком, размахивал над головой самым настоящим бревном, в сажень длиной и вершка в три толщиной, и орал:

— А-а-а! И-ро-ды! Вот я вас!

Шиповцы опешили. Стёпка смешался, сдал было назад, но потом, устыдившись, шагнул вперёд и занёс кистень. Послышался звонкий шлепок. Дергач отлетел на тротуар, словно брошенная ветошь.

— Товарищи, тикаем! — гаркнул во все лёгкие Верлиока и первый показал пример бегства. Остальные громилы мигом развернулись и тоже бросились к саням. Лыков в одиночестве остался стоять посреди улицы, с любопытством наблюдая происходящее. Ещё издали он увидел, что парень изрядно-таки неповоротлив; бревно сыщика совсем не пугало.

Приметив, что один из противников не убежал, Федя-Заломай радостно ойкнул и направился прямо к нему. Встал напротив, шмыгнул носом и медленно-медленно замахнулся своим орудием. За мгновение до удара Лыков прыгнул на него и перехватил орясину за длинный конец. Потянул на себя, но богатырь сопел и не выпускал. Отпустив бревно, Алексей крутнулся на пятке и с разворота крепко засадил парню кулаком точно в челюсть. Тот содрогнулся, снова ойкнул — и опрокинулся назад, высоко вскинув вверх ноги в огромных валенках.