Онлайн книга «Московский апокалипсис»
|
Пётр на секунду замешкался – неудобно подламывать чужой дом! Но сегодня был такой день, что дозволялось любое безобразие. Всё равно или чернь, или французы скоро сделают это… И он вошёл внутрь. Обширная передняя, богато украшенная лепниной, была ему хорошо знакома. Дубовые, обитые красным плюшем, диваны. Бронзовая люстра на двенадцать свечей. И широкая мраморная лестница со статуями вакханок по бокам. Всё без изменений. Когда-то ему тут приветливо улыбались, принимали шинель, вели наверх… Прилив воспоминаний прервал какой-то звук на втором этаже. Ахлестышев насторожился и бегом взлетел по лестнице. Грабители? Или остался кто-то из слуг? Тут из-за портьеры осторожно высунулось девичье лицо. Незваный гость поразился: это была камеристка Ольги, дворовая девушка Евникия. – Ты что тут делаешь, Ева? Разве ты не уехала с барыней? – Пётр Серафимович? Ой, святые угодники! А мы уж думали, французы лезут! А почему вы в таком платье? Да не один; а человек-то при вас, прости Господи… – Я ничего, я смирный, – ободрил служанку Саша-Батырь. – Евникия, да кто же там? Объясни, наконец! – раздался из анфилады до боли знакомый голос, и на площадку вышла… Ольга! Ахлестышева словно обухом ударили по голове. Он смотрел в прекрасное лицо своей бывшей невесты и не знал, как быть. Зачем она здесь? И что теперь делать? Хочется подойти и обнять – но нельзя. Она теперь княгиня Шехонская, а он беглый преступник. Меж ними стена… Но всё равно счастье, что Ольга здесь, что он её видит! Нежданное счастье, награда за то, что он так рвался сюда. – Пётр?! Как ты здесь оказался? – Почему ты не уехала? – Тебя отпустили? – Почему ты не уехала? Ты представляешь, какой ужас сейчас здесь начнётся? – Муж обещал прислать за мной экипаж, но что-то произошло. Экипаж не прибыл. – Ах, так князя здесь нет? На себя ему экипажа хватило! Узнаю характер! – Не надо так говорить. Идёт война. Обстоятельства могут оказаться сильнее воли человека. – Обстоятельства? А какие у князя могут быть непреодолимые обстоятельства? Все лошади разом охромели? Дворня поголовно вымерла? Я сбежал из тюрьмы, пробился сквозь шайки мародёров и пришёл сюда. Мне ничто не помешало. А что помешало ему вывезти из отданного на поругание города собственную жену? Сказать, что? Ольга опустила глаза. – Князинька нарочно не прислал экипаж. Ему сейчас больше улыбается стать богатым вдовцом! Ведь родовым капиталом Барыковых управляешь ты – пока жива, не правда ли? Шехонская мотнулась, словно её ударили. – Не говори о нём так! Твоё суждение – от ущемлённого самолюбия. Подозрение, которое ты высказал, слишком страшное; мой… супруг не способен на такое. – Видишь, ты сама выговариваешь слово “супруг” с запинкой. А насчёт его способностей… Кому, как не мне, знать это. Ты хоть понимаешь, что именно Шехонский укатал меня на каторгу? – Ещё одно предположение, такое же недоказуемое, как и первое. – Ну конечно, никто не признается. Ты, может быть, тоже считаешь, что это я удавил дядюшку с тётушкой на глазах у лакея? И отпустил свидетеля живым. А потом не нашёл лучшего места для краденых ценностей, чем собственное бюро. А? – Нет, конечно, что ты! – “Ищи, кому выгодно”. Старый следственный постулат. И кому, по-твоему, было выгодно, чтобы Пётр Ахлестышев навсегда оказался за семь тысяч вёрст от этого дома? Ольга молчала, не имея, что возразить. Воспользовавшись паузой, снизу напомнил о себе Батырь. – Это… сматываться надо отсель. Кончали бы вы языки чесать. – Да, Саша прав. Кстати, знакомьтесь: это мой друг, налётчик и беглый арестант Саша-Батырь. В миру Александр Калинович Взимков. Ольга робко улыбнулась гиганту, а Евникия манерно поклонилась. – В городе попадаются мужики с телегами, – продолжил Ахлестышев. – Наймём одну для вас, а мы пойдём пешком, для эскорта. К вечеру выскочим за Рогожскую заставу, а уж там как-нибудь… – Евникия ещё утром бегала к этим мужикам. Те словно с ума посходили… Согласны везти до Богородска за пятьсот рублей ассигнациями. – Пять сотен? – ахнули беглецы в один голос. – Пять, – подтвердила камеристка. – Бесстыжие, креста на них нет! И ни в какую не уступают. Заплатим, говорю. Как к себе в имение приедем, всё заплатим. А они только смеются и говорят: деньги наперёд. – Пять сотен… – ошарашенно повторил Пётр. – Но теперь не до торговли. С твоим богатством ты можешь себе это позволить. Ольга! Соглашайся и спасёшься! – Но в доме нет сейчас таких денег. – Проклятье! Но ведь наверное есть драгоценности! Переплати вдвое, втрое, но вам необходимо бежать из города немедленно! – Драгоценностей тоже нет. Пётр долго молча смотрел на княгиню, а та отводила взгляд. – Шехонский увёз их? – Да, всю шкатулку. – И деньги тоже? – Да. – А жену не успел… Куда же он сам делся, и под каким предлогом? – Уехал в подмосковную [13] проверить, всё ли оттуда вывезли. – Вот скотина! И заодно прихватил шкатулку, чтобы не возвращаться. Так что ли? – Есть то, что на мне: серьги, два перстня и обручальное кольцо. Их хватит, чтобы нанять телегу? – С лихвой, – уверенно сказал Батырь. – Не хватит – я им добавлю. Так добавлю, что мало не покажется! – Да. Надо торопиться. Евникия, неси баул! Какое счастье, что с нами теперь есть мужчины… Но едва они направились к лестнице, как под окнами послышался цокот копыт. Кавалерийский отряд подъехал к особняку, и кто-то сказал по-французски: – О! Дверь приоткрыта! И ломать не нужно. Зайдём? – Мишель! Раз дверь выломана, значит, тут уже побывали до нас. Поищем нетронутый дом – вон их сколько! – А мне особнячок нравится. Валери остаётся при лошадях, остальные за мной! В доме все замерли, не дыша. Вот оно! Сейчас что-то будет… Громко звеня шпорами, вошли пять кавалеристов в зелёных доломанах и высоких меховых шапках. Увидев русских, в том числе двух мужчин, они тут же положили руки на эфесы сабель. – Господа, мы мирные люди и не собираемся защищать это жилище, – быстро сказал им Ахлестышев. – Дом в вашем полном распоряжении. – О, мсьё говорит, как настоящий парижанин, – обрадовался старший, судя по нашивкам, бригадир. – Тем лучше. Кто вы и чей это дом? – Это дом княгини Шехонской, а сама княгиня стоит перед вами (Ольга при этих словах напряжённо кивнула). Рядом – её камеристка. Мы с моим другом – их старые знакомые. Опасаясь за безопасность дам, мы почли своим долгом прийти сюда. Защитить их в случае неприятностей. В городе разгул черни, может случиться всё, что угодно. |