Книга Призрак, страница 25 – Ю Несбе

— Уфф.

— Ладно. Ты же знаешь, у меня клаустрофобия.

— Нам часто снится то, чего мы боимся и одновременно желаем. Исчезнуть, быть погребенными. Тогда ведь мы будем в безопасности, да?

Харри засунул руки глубже в карманы.

— Три года назад я попал под лавину. Так что все просто.

— Значит, несмотря на то, что ты уехал в Гонконг, тебя преследуют призраки?

— Да нет, — ответил Харри. — Ряды призраков поредели.

— Правда?

— Да. Какие-то вещи можно оставить в прошлом, Ракель. Искусство обращения с призраками заключается в том, чтобы долго и пристально смотреть на них и понять, что они просто призраки. Мертвые и бессильные призраки.

— Вот как, — произнесла Ракель таким тоном, что он понял: тема ей неприятна. — В твоей жизни есть женщины?

Вопрос прозвучал очень легко. Так легко, что он даже не поверил.

— Как сказать.

— А ты скажи.

Она надела солнцезащитные очки. Определить, как много она хочет услышать, было непросто. Харри решил обменять свой рассказ на предоставление аналогичной информации с ее стороны. Если он захочет узнать.

— Она была китаянкой.

— Была? Она что, умерла? — Ракель игриво улыбнулась.

Харри подумал, что, кажется, для нее еще не слишком горячо. Но он предпочел бы, чтобы она вела себя немного поделикатнее.

— Деловая женщина из Шанхая. Она холит и лелеет свою гуанкси — сеть нужных связей. И богатого старого китайского мужа. И — когда представится случай — меня.

— То есть, другими словами, ты пользуешься ее геном заботы?

— Хорошо, если бы это было так.

— О?

— Она выдвигает крайне специфические требования относительно места и времени. И способа. Ей нравится…

— Достаточно! — произнесла Ракель.

Харри криво улыбнулся.

— Как тебе известно, я всегда питал слабость к женщинам, которые знают, чего хотят.

— Я сказала, достаточно.

— Понял.

Они шли молча. Пока Харри в конце концов не произнес вслух слова, написанные крупными буквами в воздухе перед ними:

— А как насчет этого Ханса Кристиана?

— Ханс Кристиан Симонсен? Это адвокат Олега.

— Я никогда не слышал имени Ханс Кристиан Симонсен в связи с делами об убийствах.

— Он из нашего района. Мы учились на одном курсе на юридическом. Он пришел и предложил свои услуги.

— Ммм. Понятно.

Ракель рассмеялась.

— Я помню, что во время учебы он пару раз приглашал меня в рестораны. И хотел, чтобы я пошла с ним на курсы свинга.

— Бог ты мой.

Она засмеялась еще громче. Господи, как же он скучал по этому смеху!

Ракель подтолкнула его в бок:

— Как ты знаешь, я всегда питала слабость к мужчинам, которые знают, чего хотят.

— Ну да, — сказал Харри. — И что же хорошего они тебе сделали?

Она не ответила. Ей и не надо было отвечать. Вместо этого она наморщила переносицу между черными широкими бровями. Эти морщинки он обычно разглаживал указательным пальцем, как только они появлялись.

— Иногда лучше иметь преданного адвоката, чем опытного, который наперед знает, чем закончится дело.

— Ммм. Ты хочешь сказать, того, кто знает, что это безнадежное дело.

— А ты хочешь сказать, что мне надо было нанять кого-нибудь из старых усталых лошадок?

— На самом деле лучше всех работают чрезвычайно преданные.

— Это всего лишь маленькое убийство в наркоманской среде, Харри. Лучшие заняты престижными делами.

— И что же Олег рассказал о случившемся своему преданному адвокату?

Ракель вздохнула.

— Что он ничего не помнит. И кроме этого, он не хочет говорить ни слова ни на какую тему.

— И на этом будет основываться ваша защита?

— Послушай, Ханс Кристиан — блестящий адвокат в своей области, он понимает суть дела. Он советуется с лучшими. И он на самом деле работает и днем и ночью.

— То есть, другими словами, ты пользуешься его геном заботы?

На этот раз Ракель не рассмеялась.

— Я мать. Это так просто. Я готова на все, что угодно.

Они остановились у опушки леса и уселись на толстый ствол поваленной сосны. Солнце, как полусдутый шарик на празднике 17 мая, [18] опускалось за верхушки деревьев на западе.

— Я понимаю, почему ты приехал, — сказала Ракель. — Но что именно ты задумал?

— Выяснить, можно ли поставить под сомнение вину Олега.

— Потому что?

Харри пожал плечами:

— Потому что я следователь. Потому что так организован наш муравейник. Потому что никого нельзя обвинять, если мы не уверены.

— А ты не уверен.

— Нет, я не уверен.

— И только поэтому ты здесь?

Тени елей подбирались к ним все ближе. Харри поежился в своем льняном костюме, его внутренний термостат еще не перестроился на 59,9 градуса северной широты.

— Странно, — сказал он, — но я помню только какие-то отрывочные моменты из всего того времени, что мы были вместе. Когда я вижу фотографии, то вспоминаю. Я вспоминаю нас такими, какими мы изображены на них. Хотя знаю, что это неправда.

Он посмотрел на нее. Она сидела, подперев подбородок ладонью. Солнце блестело в ее прищуренных глазах.

— Но может быть, именно для этого мы и фотографируемся, — продолжал Харри. — Чтобы получить фальшивые доказательства для подтверждения фальшивого заявления, что мы были счастливы. Потому что мысль о том, что мы никогда не были счастливы, совершенно невыносима. Взрослые велят детям улыбнуться, заставляя их присоединиться ко лжи, и мы улыбаемся, утверждая, что мы счастливы. Но Олег никогда не мог улыбаться по приказу, если ему этого не хотелось, он не умел врать, не было у него такого дара.

Харри снова повернулся к солнцу и успел заметить, как последние солнечные лучи желтыми пальцами высунулись из-за верхушек елей на вершине плоскогорья.

— Я нашел фотографию нас троих на дверце его шкафчика в «Валле Ховин». И знаешь что, Ракель? На той фотографии он улыбается.

Харри уставился на ели. Из них как будто в одно мгновение высосали весь цвет, и теперь они стояли, развернувшись в боевой порядок, силуэтами гвардейцев в черных мундирах. Он почувствовал, как Ракель подошла, протиснула свою руку ему под локоть, положила голову ему на плечо, ощутил запах ее волос и прикосновение теплой щеки через льняную ткань.