Книга Зоосити, страница 73 – Лорен Бьюкес

— Ешь, — говорит Хьюрон Крокодилу, подталкивая к нему тело Сонгвезы носком туфли. — Жри, сволочь!

Крокодил ползет вперед и нехотя смыкает челюсти на лодыжке Сонгвезы. Глотает, неприлично дергая головой; извивается мертвенно-белое туловище. С’бу кричит от ужаса.

Я отворачиваюсь. От стен отделяются тени; они падают на воду, сгущаются. Вой все громче; его сопровождают глухие ритмичные звуки — как будто клацают зубы. Хьюрону явно не по себе. Так плохо становится всем зоо, когда приближается Отлив. Даже Марабу прижимается к каменной стенке под лестницей. Хьюрон ножом режет себе левую ладонь и проводит ею по окровавленному клубку мертвых животных на колоде. Вой все громче.

Марабу подсказывает Хьюрону, что делать, как священник на брачной церемонии. Хьюрон тупо повторяет за ней. Руки у него дрожат.

— Отдаю мальчика вместо себя! Пусть он не получит свое животное. Пусть возьмет мое! Повязаны плотью, повязаны кровью. — Крокодил подползает к телу Сонгвезы, собираясь отхватить от него еще кусок. Хьюрон набрасывается на Крокодила, размахивая ножом, режет ему морду. Крокодил в ярости отдергивается и шипит, широко раскрыв пасть.

— Теперь ты! — визжит Оди, поворачиваясь к С’бу. — Повторяй за мной: «Беру это животное».

— Н-не понимаю…

— Говори! Говори, мать твою!

— Прошу вас, не надо… — С’бу плачет.

— Слышишь вой? Знаешь, что это такое? — вопит Оди. — Отлив, придурок, Отлив! Быстро повторяй за мной, иначе Отлив схватит тебя и утащит в ад!

— Б-беру это… — заикаясь, начинает С’бу.

— Животное!

— Животное. Беру это животное… — С’бу смотрит на Оди, ожидая похвалы.

Оди смотрит на Марабу.

— Ну как, все получилось? — орет Оди. — Получилось или нет, мать твою?

Марабу качает головой. Она не знает.

— Пусть только попробует не получиться!

С’бу садится, обхватывает себя руками и раскачивается из стороны в сторону. Он смотрит на убитую сестру и трясется в рыданиях.

Тьма сгущается и клубится. Ее языки разделяются и окружают С’бу. Он слабо машет рукой, стараясь отогнать тьму. Отлив поднимается, как волна; его завитки тянутся к мальчику, словно пробуя его на вкус… Я невольно вздрагиваю. Я все помню!

— Сонг! — дрожащим голосом зовет С’бу.

Вдруг Крокодил быстро ползет вперед, шурша по бетону. Он хватает Отлив челюстями, молотит хвостом по черноте. Мрак внезапно прореживается, становится дымной завесой, миражом… Крокодил подползает к С’бу. Мальчик кричит от страха. Крокодил кладет свою громадную голову С’бу на ногу — ласкается. Тот в ужасе пытается отпрянуть. Так же вела себя вначале и я с Ленивцем, а потом поняла: только он защищает меня от надвигающейся тьмы… Правда, на морде Ленивца не было крови моего брата.

— В игре все совсем не так! — всхлипывает С’бу и застывает на месте: Крокодил тычется мордой ему в ногу.

— Теперь он твой, малыш. Поздравляю! — хохочет Хьюрон. — Пожелал бы тебе удачи, потому что прокормить этого гада непросто, да ведь ты долго не протянешь.

— Я… — начинает С’бу, но Оди подносит ствол пистолета к его виску и спускает курок. С’бу падает на колени. Его лоб с глухим стуком впечатывается в бетон. Я отворачиваюсь.

Без завываний Отлива снова становится слышна музыка.

Я захвачен-захвачен-захвачен-захвачен любовью!

— Что ж, вроде бы все получилось… Выключи эту дрянь! — приказывает Хьюрон.

Амира щелкает выключателем, и музыка умолкает. Повисает тяжелая тишина, нарушаемая лишь плеском волн, которые бьются о пирс. Да еще Крокодил все тычется в С’бу головой, словно пытаясь поднять его.

— Да, все получилось, — отвечает Амира.

— Теперь постарайся поскорее убрать отсюда мерзкую тварь.

— Не трудись. У нас есть план. Живой он, конечно, был бы лучше, но мы согласны на все… — Амира бросает на Крокодила оценивающий взгляд.

— Тише! — смеется Оди. — Он тебя услышит!

Я жду, пока оба поднимаются на лестницу, и отсчитываю еще несколько минут. Двести восемьдесят девять аллигаторов… двести девяносто четыре аллигатора… Убедившись, что они ушли и больше не вернутся, я очень осторожно, чтобы не разозлить Крокодила, выползаю из воды. Он по-прежнему тычется головой в С’бу. Я видела, как животные живут несколько месяцев после того, как их люди умирают. Но прежними они уже не становятся.

Из-за того, что у меня в ключице пуля, я не могу поднять руку. Каждый шаг причиняет острую боль, как будто в груди сидят осколки стекла. Голова раскалывается. Но мне нужно подняться наверх, нужно добраться до телефона. Я никак не сумею вытащить отсюда Бенуа в одиночку.

Я стараюсь подальше обойти мясницкую колоду, отворачиваюсь от лежащего на ней кровавого месива. Крокодил, наконец, замечает меня и перегораживает мне дорогу к лестнице. Не ожидала от него такой прыти! Он разевает пасть — верный признак агрессии. Я поднимаю одну руку, показывая, что сдаюсь.

— Они хотят убить тебя. Разрубят на куски и изготовят мути. У них все заготовлено заранее! — Крокодил бесстрастно смотрит на меня золотистыми глазами-щелками. Я терпеливо продолжаю: — Наверное, такое редкое животное, как ты, стоит целое состояние. Я могу тебя спасти… Точнее, попытаюсь. Но сначала ты помоги мне выбраться отсюда!

Крокодил дергает головой. Я отскакиваю назад, но тут же понимаю: он не собирается меня сожрать, а просто указывает в сторону лестницы. Пропускает меня. Осторожно обхожу его, каждый миг ожидая нападения, готовясь испытать боль, когда его громадные челюсти сомкнутся на моей руке или ноге. Но Крокодил не нападает, и я мучительно долго взбираюсь вверх по крутой лестнице, хватаясь за верхние ступеньки одной рукой. Грудь раздирает боль.

Поднявшись, я оказываюсь в звукозаписывающей студии — вернее, за ней. Студию перегородили звукоизоляционной стенкой. Правда, запахи сюда проникают все равно. Стеклянные двери, выходящие в сад, раздвинуты. Рассвет окрашивает небо бледно-желтыми и розовыми лучами.

Я бочком-бочком пробираюсь к бассейну, стараясь прятаться за кустами. Во дворике вижу Амиру и Марка. Марк растирает запястья, на которых еще видны следы от шнуров. Амира поглаживает по голове Кролика. Тот дрожит мелкой дрожью. Под перевернутым металлическим столом мечется и рычит Мангуст; он в ярости бросается на железные завитки. У Амиры звонит телефон; не отвечая, она смотрит на экран и говорит Марку:

— Деньги перечислены!

Из дома выходит Хьюрон в атласном купальном халате — видимо, он только что принял душ. Издали слышится вой сирены. Хьюрон склоняется над Кармен, обмякшей в шезлонге, в луже крови.

— Ну и напортачил ты с малышкой Карменситой! — говорит он почти весело.

— От нее тебе все равно никакого толку, — огрызается Марк. — Зато теперь она послужит наживкой! — Он снимает колеса шезлонга с тормоза и катит Кармен к бассейну.