
Онлайн книга «Розанна»
![]() Он взял отретушированное фото Розанны Макгроу и показал его Эриксону. — Вы знаете эту женщину? — Нет, — заявил Эриксон. — А что это за кошечка? — Хорошенько посмотрите на фотографию, прежде чем ответить. Вы когда-нибудь видели эту женщину? — Нет. — Вы в этом абсолютно уверены? Эриксон облокотился на спинку стула и теребил указательным пальцем верхнюю губу. — Да. Никогда в жизни ее не видел. — Розанна Макгроу. Вам говорит что-нибудь это имя? — Ну и имя. Наверное, какая-то актрисочка, а? — Вы слышали когда-нибудь имя Розанна Макгроу? — Нет. — Ну так я вам кое-что расскажу. Женщину на этой фотографии зовут Розанна Макгроу. Она была американкой и путешествовала на борту парохода «Диана» рейсом третьего июля текущего года из Стокгольма. В этом рейсе у «Дианы» был почти целый день опоздании, сначала из-за тумана к югу от Окселёсунда, а потом из-за поломки в машине. Когда пароход «Диана» почти с десятичасовым опозданием пришел в Гётеборг, Розанны Макгроу на борту не было. В ночь с четвертого на пятое июля она была убита, а через три дня ее тело обнаружили у причала вблизи буренсхультских шлюзов. Эриксон внезапно выпрямился на стуле, словно его ударили. Он судорожно сжимал спинку стула, левый уголок рта у него дергался. — Так вот почему? Вы думаете, что я… Он зажал ладони между колен и подался вперед так, что его подбородок оказался почти на столе. Мартин Бек видел, что у него побелел кончик носа. — Я никого не убивал! Я никогда в жизни ее не видел! Клянусь! Мартин Бек ничего не говорил. Он не сводил взгляда с лица сидящего перед ним мужчины и видел, как у того в тупых, выпученных глазах растут неуверенность и ужас. Когда он заговорил, его голос звучал сухо и бесцветно. — Где вы были и что делали вечером четвертого июля и в ночь с четвертого на пятое июля? — Я был в своей каюте. Клянусь! Лежал и спал! Я ничего не сделал! Эту девушку я никогда в жизни не видел. Не видел! Голос его сбился на фальцет, он безвольно откинулся на спинку стула, взметнул правую руку к губам и принялся грызть сустав указательного пальца, не сводя при этом глаз с фотографии перед собой. Он сдвинул брови, в его голосе было напряжение и истерика. — Вы хотите меня подловить. Думаете, я не способен сообразить? Этой девушкой вы хотите меня запутать. Вы говорили с Роффе, и он вам сказал, что это сделал я, вот свинья. Выдал меня, свинья. Но это сделал он, а я не виноват. Правда. Я ничего не сделал. Роффе вам сказал, что это был я? Он это сказал? Мартин Бек по-прежнему упрямо смотрел ему в лицо. — Дьявол, это он сорвал замок и обчистил ту кассу. Он подался вперед и начал говорить торопливо и сбивчиво. Слова лились из него водопадом. — Он заставил меня пойти с ним. Он это и раньше делал. Он все придумал сам, он и только он. Я не хотел. Я сказал ему об этом. Это подсудное дело, сказал я, не пойду. Но он заставил меня, гнида. А теперь донес, свинья… — Ну, хорошо, — сказал Мартин Бек. — Роффе донес. Теперь я хочу услышать об этом от тебя. Спустя час он уже прослушивал запись вместе с Ларссоном и Ольбергом. Это было прекрасное описание кражи со взломом, которую Карл-Оке Эриксон и Роффе Шёберг совершили в одной автомастерской в Гётеборге несколько недель назад. Когда Ларссон пошел звонить в гётеборгскую полицию, Ольберг сказал: — По крайней мере, какое-то время будем знать, где он находится. — Он молча барабанил пальцами по столу. — Итак, остается допросить всего лишь пятьдесят человек, — сказал он. — Конечно, если придерживаться версии, что преступника нужно искать среди пассажиров. — Некоторых можно сразу исключить. Над этим сейчас работают Колльберг с Меландером. Они буквально завалены материалами. Меландер объявляет себя сторонником метода исключения и подозревает всех, включая маленьких детей и древних старушек. Мартин Бек замолчал и посмотрел на Ольберга, который сидел перед ним понурив голову и изучал собственные ногти. Он выглядел таким же удрученным, каким был Мартин Бек, когда понял, что допрос Эриксона ничего не даст. — Ты разочарован? — спросил он. — Честно говоря, да. Я уже было подумал, что мы в конце пути, а оказалось, что до финиша по-прежнему далеко. — На один шажок вперед мы все же продвинулись. Благодаря Кафке. Зазвонил телефон, Ольберг взял трубку. Он долго прижимал ее к уху и ничего не говорил. Потом вдруг закричал: — Ja, ja, ich bin hier. Ahlberg hier. [9] Амстердам, — сказал он Мартину Беку; тот деликатно вышел и тихонько прикрыл за собой дверь. Он мыл руки и приговаривал: „An, auf, ausser, hinter, in, neben, uber, unter, vor, zwischen”. [10] Это вызывало у него воспоминания о сладковатом воздухе в классе много лет назад, о круглом столе с зеленой скатертью и старой учительнице с потрепанной немецкой грамматикой в пухлых руках. Когда он вернулся, Ольберг как раз закончил разговор. — Неприятное дело, — объявил он. — Шёберга нет на судне. Он нанялся в Гётеборге, но на судно не явился. Сообщим в Гётеборг, пусть они им займутся. В поезде Мартин Бек уснул. Проснулся он только тогда, когда поезд остановился на Главном вокзале, но окончательно пришел в себя дома в Багармуссене, улегшись в постель. XVI
Без десяти пять Меландер затюкал в дверь. Он стучал пять секунд, потом в дверях появилось его вытянутое, узкое, меланхоличное лицо со словами: — Ну, так я пойду домой. Можно? Вопрос был совершенно лишним, тем не менее эта процедура повторялась ежедневно. Впрочем, ему ни разу не пришло в голову доложить утром, что он пришел. — Ты ведь знаешь, что можно, — сказал Мартин Бек. — До свидания. — И через мгновение добавил: — Спасибо. Мартин Бек сидел за столом и слушал, как постепенно затихает рабочий день. Сначала умолкли телефоны, потом пишущие машинки, понемногу исчезали голоса и звуки шагов в коридорах. В половине шестого он позвонил домой. — Нам подождать с ужином? — Нет, нет, ешьте. — Ты придешь позже? — Не знаю, наверное. — Ты уже целую вечность не видел детей. Несомненно, с тех пор как он их видел и слышал, прошло не больше девяти часов и она знает это так же хорошо, как он. — Мартин? — Да? — У тебя грустный голос. Какие-то неприятности? |