Онлайн книга «Запертая комната»
Мальмстрём и Мурен работали во имя идеи, которую новой отнюдь не назовешь, но от этого она нисколько не проигрывала. Они собирались еще разок как следует потрудиться, а затем уйти на покой. Осуществить наконец действительно большую операцию. Приготовления были в основном завершены, проблема финансирования решена, план почти полностью разработан. Они не знали еще, где и когда, зато знали самое главное: как. До заветной цели оставалось совсем немного. Хотя Мальмстрём и Мурен, как уже говорилось, были профессионалы с изрядным опытом, до настоящих воротил они не доросли. Настоящие воротилы не попадаются. Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей — потом «исцеляют» недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос, — потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное — они не попадаются. А Мальмстрём и Мурен попадались, их словно преследовал злой рок. Но теперь, кажется, они разобрались, в чем их ошибка: разменивались по мелочам. — Знаешь, о чем я думал там, под душем? — спросил Мальмстрём. Он только что вышел из ванной и теперь тщательно расстилал на полу купальную простыню; второй простыней он обернул бедра, третья лежала на плечах. Мальмстрём был болезненно чистоплотен. В этот день он с утра уже четыре раза принял душ. — Знаю, — ответил Мурен. — О бабах. — Как ты угадал? Мурен, в шортах и белой сорочке, сидел у окна и обозревал Стокгольм, приставив к глазам морской бинокль. Квартира, в которой они пребывали, помещалась в многоэтажном доме на Данвиксклиппан, на высоком берегу залива, и из окна открывался недурственный вид. — Нельзя смешивать баб и работу, — сказал Мурен. — Сам убедился, к чему это приводит. — А я ничего и не смешиваю, — обиженно возразил Мальмстрём. — Уж и подумать нельзя, да? — Почему же, — великодушно уступил Мурен. — Думай на здоровье. Он следил за белым пароходом, который шел к заливу Стрёммен. — Гляди-ка, «Нерршер», — сказал он. — Подумать только, жив еще. — Кто жив? — Тебе не интересно. А ты о ком именно думал? — О девах в Найроби. Сильны, правда? Я всегда говорил: негры — это что-то особенное. — Не негры, а африканцы, — наставительно возразил Мурен. — А в данном случае — африканки. Женский род, а не мужской. Мальмстрём побрызгал дезодорантом под мышками и в других местах. — Все-то ты знаешь, — сказал он. — К тому же ничего особенного в них нет. Просто тебе так показалось после долгого поста. Минуту-другую они обсуждали подробности, потом Мальмстрём достал новое белье и носки, разорвал полиэтиленовую упаковку и начал одеваться. — Этак ты все свое состояние на трусы растратишь, — заметил Мурен. — Непонятная страсть, ей-богу. — Да, цены растут — кошмар. — Инфляция, — сказал Мурен. — И виноваты мы сами. — Мы? Ты что, столько лет в кутузке… — Мы кучу денег выбрасываем на ветер. Все ворюги — жуткие моты. — Уж только не ты. — Так ведь я редкое исключение. Кстати, у меня немало уходит на еду. — Ты жмот, в Африке даже на девочек не хотел раскошелиться. По твоей милости мы три дня так ходили, пока даровых не нашли. — Мной руководили не только финансовые соображения, — сказал Мурен. — И уж во всяком случае не опасение вызвать инфляцию в Кении. А вообще-то деньги теряют цену там, где жулье заправляет. Уж если кому сидеть в Кумле, так это нашему правительству. — Гм-м. — И заправилам из компаний. Кстати, недавно мне попался интересный пример, от чего бывает инфляция. — Ну? — Когда англичане в октябре девятьсот восемнадцатого захватили Дамаск, они ворвались в государственный банк и прикарманили всю наличность. Но солдаты ни черта не смыслили в тамошних деньгах. Один австралийский кавалерист дал полмиллиона мальчишке, который держал его коня, пока он мочился. — А разве, когда конь мочится, его надо держать? — Цены выросли стократ, уже через несколько часов рулон туалетной бумаги стоил тыщу тамошних крон. — Разве в Австралии тогда уже была туалетная бумага? Мурен тяжело вздохнул. С таким собеседником, как Мальмстрём, недолго и самому поглупеть… — Дамаск — это в Аравии, — мрачно объяснил он. — Еще точнее — в Сирии. — Надо же. Мальмстрём наконец оделся и теперь изучал себя в зеркале. Ворча что-то себе под нос, распушил бороду, щелчком стряхнул с модного пиджака незримую пушинку. Потом расстелил на полу еще две купальные простыни рядом с первой, подошел к гардеробу и достал оттуда оружие. Аккуратно разложил его на простынях, принес ветошь и банку «чистоля». Мурен рассеянно поглядел на весь этот арсенал. — Тебе еще не надоело? — сказал он. — Они же новенькие, чуть не с завода. — Порядок есть порядок, — ответил Мальмстрём. — Оружие требует ухода. Можно было подумать, что они готовятся к небольшой войне или по меньшей мере к государственному перевороту: на простынях лежали два пистолета, револьвер, два автомата и три дробовика с укороченными стволами. Автоматы — обычного шведского армейского образца; на пистолетах и обрезах стояли иностранные клейма. Тут был девятимиллиметровый испанский парабеллум «файрберд» и пистолет «лама IX А» сорок пятого калибра. Револьвер «астра кадикс» сорок пятого калибра и дробовик марки «марица» — тоже испанские. Еще два ружья — из других уголков европейского континента: бельгийское «континенталь супра де люкс» и австрийское «ферлах» с романтической надписью “Forever Yours” [7] . Управившись с пистолетами, Мальмстрём взялся за бельгийское ружье. — Тому, кто обрезал этот ствол, самому всадить бы заряд дроби в корму, — проворчал он. — Может быть, ему это ружье досталось не таким путем, как нам. — Чего? Не усек. — Я хочу сказать, что он добыл его не честным путем, — серьезно объяснил Мурен. — Скорее всего, украл. Он опять приставил к глазам бинокль и немного спустя сказал: — А все-таки Стокгольм смотрится, честное слово. |