
Онлайн книга «Чародей»
![]() В конюшне рабы, разбуженные и поставленные работать сэром Эйбелом, укладывались обратно в свои постели. Как можно громче Тауг сказал: — Слушайте, все вы! Я вернусь завтра утром, когда смогу осмотреть все здесь при дневном свете, и меня будет интересовать не только мой собственный конь. Советую вам позаботиться о том, чтобы все до единой лошади были почищены и обеспечены кормом, водой и подстилкой из свежей соломы. Не говорите потом, что вас не предупреждали. Несколько рабов пробормотали, что все будет сделано. — Я ищу кота. Большого… — Тауг запоздало сообразил, что эти рабы действительно слепые. — Большого пушистого кота. Он принадлежит королю. Оставьте его у себя, коли найдете, обращайтесь с ним хорошо и доложите мне, когда я вернусь. Они клятвенно пообещали так и сделать, и Тауг вернулся к башне, еле волоча ноги. Он долго стучал, прежде чем дверь открылась. — Я думал, все уже вернулись, — сказал Арн, и Тауг объяснил, что он последний, и предупредил насчет Мани. Несомненно, Арн пообещал смотреть в оба. Едва лишь Тауг начал с трудом карабкаться вверх по высоченным ступенькам, он напрочь забыл свой разговор с часовым. Эта часть башни представляла собой практически сплошной каменный массив, прорезанный несколькими коридорами. С несколькими душными помещениями вроде караульной и лестницей, ведущей в подземную темницу, подобную руднику, пробитому в скальной породе. Тауг почти физически ощущал всю колоссальную тяжесть Утгарда, словно готовую обрушиться на него, — смертельную угрозу, перед которой следовало бы съежиться от ужаса и перед которой он действительно съежился бы, когда бы не чудовищная усталость. — Если ведьма появится, я не стану с ней разговаривать, — сказал он себе. — Я лягу и прикрою голову руками. Если она захочет убить меня, пускай убивает. Но Халд не появилась, и лестница — которая всегда казалась бесконечной, но впервые настолько бесконечной, — наконец закончилась. Камин в комнате ярко горел, и хотя Мани нигде видно не было, Мечедробитель лежал на широкой кровати возле спящей Этелы, вместе с перевязью и человеческих размеров кинжалом, купленным мной в Иррингсмауте. — Мы проделали долгий путь, и по жуткому холоду, — сказал я, — но мы уже близки к цели. Стуча зубами, Ульфа проговорила: — Я готова проделать и вдвое долгий путь, коли это путь домой. — А потом добавила: — Вы привезете Поука? Привезете ко мне? — А ты такая жена, к которой Поуку хотелось бы вернуться? — Думаю, да. Я старалась быть примерной женой. — Тогда Поук сам вернется к тебе при необходимости. Сейчас внизу виднелись лишь мечущиеся на ветру верхушки деревьев, но Облако легким галопом спускалась по склону воздушного холма. Гильф, погнавшийся за дикими гусями, сильно отстал и почти скрылся из виду. Я свистнул. — Вы знаете, — сказала Ульфа, — я не раз слышала такой свист ночью, но думала, это ветер. — Вероятно, ты не ошибалась. Видишь, как он дует сейчас? Ветер свистит громче меня. — Но он не такой холодный, как раньше. — Здесь еще только осень. Надвигается гроза. — Это Гленнидам? Вон те дома? Те маленькие поля среди лесов? — Думаю, да. Хотя, возможно, я сбился с пути. — Обнимите меня, прижмите к себе покрепче. Я крепко обхватил Ульфу одной рукой, как в первый момент, когда Облако взмыла в небо. — Не бойся. — Я не боюсь. — Ульфа вздохнула. — Когда я ушла из дому… такое ощущение, будто давным-давно… — Так и есть. — Это Гленнидам! — Она указала пальцем. — Вон наш дом! Я кивнул и немного придержал Облако, переводя на шаг. — Тогда я думала, мы с вами поженимся и вернемся сюда вместе — рыцарь со своей леди, вдвоем на одном коне. Когда я ночевала в придорожных кустах, уткнувшись лицом в сухие листья и колючие ветки, я мечтала об этом, чтобы справиться со страхом. Но такому не бывать. — Не бывать, — эхом повторил я. — Я и не хочу этого, больше не хочу. Я люблю Поука, а Поук любит меня. Но сейчас… сейчас моя мечта почти сбылась. Мы собираемся нарожать детей. Мы с ним хотим детей, оба. Когда они вырастут и станут достаточно смышлеными, чтобы все понимать, я расскажу им про Утгард и про то, как я покинула замок с вами, верхом на серой лошади, как скакала между облаков, похожих на скалы, и луна висела над самой моей головой, просто на расстоянии вытянутой руки. Они решат, что я все сочиняю. Облако пошатнулась под крепким порывом ветра, взметнувшим гриву, точно знамя. — Они решат, что я все сочиняю, — повторила Ульфа. — И спустя какое-то время я сама так решу. Обнимите меня покрепче. Я выполнил просьбу. — Вот счастливейшая минута моей жизни, прекрасное мгновенье. Никто из нас больше не промолвил ни слова, покуда Облако не стала всеми четырьмя копытами на твердую землю. Я спешился, бросил поводья и снял Ульфу с седла. — Благодарю вас, — сказала она. — Я в жизни не смогу отблагодарить вас в полной мере, и даже не стану пытаться, но я буду всем рассказывать про вас до скончания моих дней. — Я когда-нибудь благодарил тебя за одежду, которую ты сшила мне? Или извинялся за то, что забрал с собой твоего брата? — Да, но это в любом случае не имеет значения. Я повернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за руку: — Вы не войдете? Там наверняка есть еда, и я приготовлю вам все, что только найду. — Я не хочу оставлять Облако здесь. — Всего на минутку, прошу вас. Согрейте руки у очага, прежде чем уехать. Я немного поколебался, а потом кивнул, поняв, насколько это важно для нее. Передняя дверь оказалась запертой на засов. Ульфа провела меня к задней, через которую я покинул дом в далеком прошлом, и прутиком вытянула наружу веревочку от щеколды. В кухне, где на моей памяти ее мать сидела съежившись в углу, царила тьма, хотя в очаге еще теплился огонь. Ульфа подкинула дров и опустилась на колени, чтобы раздуть пламя. — Он кажется таким маленьким! Осенний ветер жалобно застонал, когда она открыла дверь, за которой я увидел две свиные туши, обезглавленные и выпотрошенные, подвешенные за задние ноги. — Отец уже забивает свиней. Я зажарю мясо на вилке скорее, чем вы успеете присесть. Грея руки у очага, как она предлагала, я помотал головой. — Все равно присядьте. Вы, наверное, устали. Я отрежу вам хлеба. Гильф, вошедший следом за нами, заявил: — Я бы съел мяса. Ульфа изумленно уставилась на него: — Это вы сказали? Я помотал головой. |