Книга Басилевс, страница 21 – Виталий Гладкий

– Приветствую тебя, несравненная, – склонился он перед царицей.

– Ты, как всегда, не вовремя, – Лаодика все еще была во власти гнева. – И, конечно же, с плохими новостями. Я их слышу каждый день, мне это надоело.

– Вовсе нет, царица. Наоборот – известие, полученное мною сегодня из Рима, надеюсь, и тебя обрадует.

– Наверное, авгуры [120] нашли журавля, несущего золотые яйца, – съязвила Лаодика.

– Даже такое божественное знамение, случись оно, не могло бы принести квиритам больше радости, нежели смерть Гая Гракха.

– Да? Я знала его… Что с ним случилось?

– Народ не смог больше терпеть его бесчинств. К тому же он осквернил себя убийством. Когда Сенат пригласил Фульвия Флакка и Гая Гракха для оправданий, они не подчинились и, вооружившись, бежали на Авентинский холм [121] , а затем заняли храм Минервы [122] . Консул Опимий – хвала ему! – действовал решительно, послав две манипулы, чтобы арестовать мятежников. Гай Гракх пытался бежать, но был убит своим рабом.

– Но какая лично тебе польза от его смерти? Ты ведь принадлежишь к всадническому сословию, а братья Гракхи для вас сделали немало. Чего стоят одни только судейские полномочия над всеми римлянами, в том числе и над патрициями, полученные всадниками из рук трибуна Гракха.

– Я – квирит! – Авл Порций был раздосадован словами царицы. – Республика была в опасности по вине братьев Гракхов. А укрепление могущества Рима – обязанность всех его граждан, независимо от сословий.

– Мне мало понятны ваши распри, – устало сказала царица, опускаясь на скамью. – Но какое отношение гибель Гая Гракха имеет к Понту?

– Самое прямое. Теперь никто и ничто не сможет помешать нам направить войска в Пафлагонию, чтобы помочь тебе, блистательная, подавить мятеж…

Восстание в Пафлагонии, вспыхнувшее с легкой руки Эмилия Скавра, несмотря на то, что он достиг своей цели иными путями, теперь уже тревожило и Сенат. Одно дело отхватить добрый кус от владений Понта и получить новую богатую провинцию, а другое – приобрести на свою голову сильного противника. События в Пафлагонии, где восставшие стали избивать римских купцов и ростовщиков, как раз и предполагали второе.

– Помощь и впрямь нужна. И в большей мере деньгами, а не войском. Нам нечем платить гоплитам.

– Если хорошо поискать, деньги можно найти и в Понте, – вкрадчиво сказал Авл Порций. – Казначей царя Митридата Евергета выдал стратегу Дорилаю Тактику весьма солидную сумму. Интересно, для чего? Прикажи ему своей царской властью, чтобы он вернул полученное золото в казну.

– Дорилай Тактик… – Лаодика гневно сдвинула тонкие шнурочки выщипанных бровей. – Он теперь на Крите. В Синопу вернуться отказался. Предатели, везде предатели и заговорщики! – царица вскочила со скамьи и погрозила кулаком в сторону открытого окна. – Ненавижу! Выжечь эту скверну каленым железом!

– Что верно, то верно… – Авл Порций невозмутимо поигрывал массивной золотой цепью, висевшей на шее – дань варварским обычаям Востока. – И чем скорее, тем лучше. Кстати, у Дорилая остался в Синопе приличный дом и кое-какое имущество. За это на торгах можно кое-что получить. Если на то будет твое высочайшее соизволение, ростовщик Макробий готов еще раз послужить тебе.

– Несомненно, – неприкрытый сарказм прозвучал в мелодичном голосе Лаодики. – У Макробия нюх шакала и жадность оголодавшего волка, режущего овец без разбору не для того, чтобы насытиться, а по принципу – если уж не мне, так пусть и другим не достанется.

– Так ведь и риск немалый, царица. У Дорилая Тактика вполне достаточно в Синопе родни, чтобы сделать Макробию еще один горб.

– Ладно… – царица вздохнула. – Пусть будет Макробий… Я прикажу агораному передать Макробию опись имущества и ключи от дома Дорилая.

– А о новом займе для нужд Понта я похлопочу. Можешь на меня положиться. – Авл Порций помедлил, затем вкрадчиво спросил: – В скором времени в Рим отправится караван торговых судов, и мне хотелось бы знать, как себя чувствует человек, которого я поручил заботам твоих тюремщиков? Его нужно отправить туда в полном здравии.

– Он в эргастуле. За ним следят неусыпно и кормят хорошо. Я помню свое обещание. Впрочем, можешь удостовериться лично.

– Я признателен тебе, несравненная, – Авл Порций склонил голову. – А теперь позволь мне откланяться.

– Ты не останешься на ужин?

– Прости, царица, дела. К сожалению, день так короток…

Авл Порций торопился к ростовщику Макробию. Горбун после ночного визита к нему Пилумна и Рутилия-Таруласа теперь редко выходил из дому даже днем. Он нанял десяток телохранителей, звероподобных горцев, и завел огромного сторожевого пса.

– …Этот проклятый Восток меня в конце концов доконает, – пожаловался Макробий римскому агенту. – Вместо прибыли одни расходы – на лекарства. Негодный иудей, царский лекарь, дерет за свои отвратительные вонючие снадобья три шкуры. А Фебрис [123] по-прежнему колотит меня денно и нощно. Трясусь, как заячий хвост.

Вид Макробия и впрямь оставлял желать лучшего. По его желтому, изможденному лицу расползлись островки красной сыпи, а лихорадочно блестевшие глаза казалось вот-вот выскочат из орбит. Он сидел на скамье, закутавшись в пенулу [124] , несмотря на то, что на исходе был самый жаркий месяц, гекатомбеон [125] , и даже ночи не приносили жителям Синопы желанной прохлады.

– Обратись к Паппию. Он молод, но весьма искусен. Многие знатные люди Синопы предпочитают лечиться у него, а не у старого иудея.

– Ай, какая разница! – в раздражении воскликнул Макробий и отхлебнул из фиала несколько глотков подогретого вина с пряностями. – Их бог Асклепий такой же сребролюбец, как и наш Меркурий.

– Хвала богам, что хоть воздух бесплатный, – ухмыльнулся Авл Порций и потянулся к кратеру, чтобы налить себе вина.

И тут же в испуге отдернул руку – в триклинии [126] раздался хриплый и злобный рык.

– Тише, тише, успокойся, Луперк [127] … – Макробий положил руку на загривок широкогрудого пса, лежащего у его ног.