Онлайн книга «Наследство из преисподней»
|
– А то кто же, – ответил я, широко улыбаясь. – Сти-ив… – страстно простонала Галюня, и не успел я глазом моргнуть, как она выбежала из-за стойки и заключила меня в объятия. Не скажу, что мне были неприятны ее лобзания. Но от Галюни исходил жар, как от железной печкибуржуйки, а потому меня мгновенно прошиб пот; да и тискала она меня так, будто занималась японской борьбой сумо и была в этом деле мастером. – Галюня, ты меня задушишь… Выдавив из себя эту фразу, я вырвался из богатырского захвата и по-братски чмокнул ее в щеку; затем, немного подумав, приложился и с другой стороны – на этот раз уже с чувством. – Так ты найдешь старому другу местечко в этом заповеднике гоблинов? – спросил я, указав широким жестом на изрядно обветшалый интерьер вестибюля гостиницы. – Конечно, о чем речь! – воскликнула Галюня. – Ты получишь шикарный одноместный номер. Момент… – Она быстро заполнила формуляр и громко позвала: – Никитична! Из какой-то каморки шустро выскочила женщина в годах и остановилась перед Галюней в позе моментальной готовности. – Триста седьмой, – сказала Галюня, вручая ей ключ. – И дывысь, шоб усё было в лучшем виде. Белье поменяй на новое. Подлаживаясь под меня, она старалась говорить на чистом русском языке. Это у нее получалось неплохо, но иногда в речи все-таки проскальзывали элементы суржика. – Будет исполнено, Галина Николаевна! – бодро ответила Никитична и бесшумно исчезла – будто ее нечистый прибрал. – Ты иди, устраивайся и принимай душ, а я зайду к тебе в гости через часок, посидим, поговорим, – замурлыкала Галюня, любовно глядя на меня своими волоокими глазами. – Как же долго мы не виделись… – Эт точно… Номер и впрямь был хорош. Его недавно отремонтировали и, похоже, держали в запасе для экстраординарных случаев. Я плескался в душе не менее получаса, испытывая настоящее блаженство. После поездки по железной дороге у меня всегда появлялось такое ощущение, будто я не мылся как минимум неделю. Пропитанные потом тысяч пассажиров старые матрацы и подушки, благополучно переехавшие из мрачного социалистического прошлого в светлое капиталистическое будущее, вызывали во мне чувство брезгливости. Не говоря уже о влажном, местами прохудившемся постельном белье, которое из белого стало серым и пахло погребальным саваном. Галюня была точна, как коронованная особа. Ровно через час раздался стук в дверь, и в номер сначала въехала тележка с разнообразными закусками и выпивкой, которую толкала юная прелестница в короткой юбке и с потрясающей воображение фигурой, а за нею вплыла и моя старая подружка. За какие-то шестьдесят минут Галюня преобразилась: она соорудила новую прическу, сделала маникюр и макияж и переоделась в элегантное платье с золотым шитьем, стоившее не меньше, чем русский "народный" автомобиль-уродец "Ока". В который раз я убедился, что для женщины ничего невозможного нет. Если она чего-то сильно захочет, то горы свернет, а своего добьется. Как Галюня успела за столь короткий промежуток времени сделать столько дел, уму непостижимо. А если учесть, что ей пришлось смотаться домой за платьем (я почему-то не думал, что такой дорогой наряд она держала в гостинице), то и вовсе ее молниеносность была выше моего понимания. – Отпад… – Я изобразил высшую степень восхищения. – Галюня, ты просто королева! – Ой, да ну тебя… – деланно засмущалась Галюня. – Это ты говоришь так, чтобы мне польстить. Ты всегда был дамским угодником. – Насчет лести ты не права. Вид у тебя просто обалденный. А касаемо того, что я был дамским угодником… уволь, не замечал за собой таких качеств. – Зато другие замечали… Галюня лукаво стрельнула глазами. – Это ты о ком? Я был сама наивность. – Не нужно притворяться. Вспомни, что ты говорил мне и как целовал меня в девятом классе, когда мы ходили в турпоход. – Было… – Я улыбнулся. – И знаешь, не каюсь. Галюня порозовела и снова смутилась, на это раз вполне искренне. А я мысленно расхохотался и поторопился прикусить язык: зачем Галюне знать, что в тот год я перецеловал почти всех своих одноклассниц. Так получилось, что для любви я созрел только к шестнадцати годам. До этого времени, в отличие от многих моих сверстников, меня больше волновали голуби и спорт, нежели всякий там ути-пути с девчонками. Но когда, наконец, во мне проснулось мужское начало, я словно с цепи сорвался. Нет, это не значило, что я начал вести активную половую жизнь. Отнюдь. В те времена по части секса мы были не столь просвещены, как нынешняя молодежь. Просто пришла пора любви, но это естественное для любого нормального человека чувство мы не ассоциировали с постелью и уж тем более со свободными нравами и "Камасутрой". Я влюблялся во всех подряд и ни в кого конкретно. Мне нравилось общаться с девушками и вести нескончаемые разговоры, полные телячьих нежностей и многозначительных намеков, время от времени прерываемые лобзаниями. После первого же поцелуя (не помню, с кем, но точно не с Галюней) я вдруг вырос в собственных глазах и стал ощущать себя мужчиной. Быстро сервировав стол, девушка ушла, на прощанье окинув меня с ног до головы кокетливым взглядом и многообещающе улыбнувшись. Где мои семнадцать… Я подумал, что повторяюсь в своих мыслях, и решил, что не стоит себя корить. Что поделаешь, меня начала одолевать ностальгия по давно ушедшей юности, которая очнулась от летаргического сна, едва я отправился на родину. – Давай выпьем за нашу молодость, – предложила Галюня. – Как быстро она прошла… Оказывается, ее обуревали те же мысли, что и меня. – Не горюй. Во-первых, мы еще недостаточно стары, чтобы пускать слюни по молодым годам, а вовторых, каждый возраст имеет свои прелести. – Оказывается, ты оптимист. – А что еще остается? Мы дружно рассмеялись, и я открыл бутылку шампанского. Кроме него, на столе был еще и хороший коньяк, но я решил, что память о нашей прекрасной юности достойна самого благородного напитка в мире. Быстро покончив с шампанским, мы принялись за коньяк. Он разогрел нам кровь, и наш разговор оживился еще больше. – Ты ешь, ешь, – подсовывала мне разные деликатесы Галюня. – Небось, проголодался с дороги. – Не так, чтобы очень, но я всегда придерживаюсь главного солдатского правила, а потому от еды никогда не отказываюсь. – А что это за правило? – полюбопытствовала Галюня. – У солдата спрашивают "Ты наелся?". Он отвечает "Да". "А еще будешь есть?". "Буду". Так что главное правило солдата – держись подальше от начальства, поближе к кухне и наедайся до отвала, пока есть возможность. |