Онлайн книга «Невеста из USA»
|
Не могу сказать, доводился ли он каким-нибудь родственником - ближним или дальним - известному атаману-анархисту времен Гражданской войны батьке Махно, однако натура у него была, что ни есть, крутая и анархическая. Первый раз Остап Гнатович сел за политику - еще в пятидесятом, при Сталине, совсем молодым. Как истинный хохол, он обладал незаурядным чувством юмора, которое и привело его в лагеря. Однажды он не удержался (молодо-зелено) и рассказал какую-то хохму про партийных товарищей, а через неделю к его хате подъехал «воронок» и несчастного «юмориста» загнали туда, где даже Макар не пасет своих телят, потому что там вечная мерзлота, притом на четыре года. В зоне он стакнулся с деловыми. Как все это происходило, история умалчивает. Но я подозреваю, что первопричиной признания Остапа Гнатовича в воровской среде были его пудовые кулаки. Уже в юности он мог убить быка одним ударом кулака в лоб. А все потому, что сызмальства работал в кузнице, под руководством отца, тоже не обделенного силой. Остап Гнатович получил в лагерях кличку Довбня, что вполне соответствовала и его внешнему виду, - он был невысок, но кряжист, как дуб, - и его внутренней сути. (Довбней на украинском языке называют увесистую деревянную колотушку). После выхода на свободу новоиспеченный деловой окунулся в воровскую жизнь по самые уши. Постепенно Остап Гнатович стал весьма удачливым гопстопником*, потому что другой воровской «профессии» (например, вора-карманника) его так и не смогли обучить - уж больно лапищи у Довбни были большими. Да и хитрости тогда в нем было маловато. Остап Гнатович всегда пер напролом, как взбесившийся бык. В очередной раз его захомутали в середине шестидесятых. Он получил «червонец» и отсидел от звонка до звонка. Из зоны Довбня вышел уже непререкаемым воровским авторитетом, хотя на вора «в законе» короноваться отказался. *Гопстопник - грабитель (жарг.) Я ехал к Довбне потому, что за ним был должок - однажды мне довелось здорово выручить его племянника. Иначе пацан загудел бы в тюрьму лет на семь. Его пытались подставить, и разбираться в этом мутном деле пришлось нашему О.С.А. Нас остановили, когда мы сворачивали к дому Остапа Гнатовича. Он жил в конце узкого переулка. Его хата (еще раз подчеркну - именно крестьянская хата, а не городской дом) утопала в зелени большого сада. Был у Довбни и небольшой огород, где он выращивал огурцы, помидоры и разную зелень - без нитратов. Остап Гнатович очень ревностно относился к своему здоровью. - Видите, знак? - «Народный контролер» показал Михеичу на «кирпич», прилепленный на покосившемся заборе у въезда в переулок. - А как же? - Михеич доброжелательно улыбнулся. - Но, я думаю, что это просто чья-то шутка. - Шутка, говорите? - Приблатненный парнишка с наглыми голубыми глазами показал свои удивительно белые и ровные зубы; ну прямо тебе голливудский герой, этот… как его… - Ди Каприо. - Ну, тогда езжайте. Убедитесь… какие у нас тут шутники. - Хлопец! - позвал я хохлацкому «Ди Каприо». - Ты поди к Остапу Гнатовичу и скажи, что к нему на рандеву пожаловал Сильвер. - Сильвер? - На живой физиономии парнишки появилось озадаченное выражение. - Но это же… - Да вижу я, вижу, что ты шибко грамотный. Даже «Остров сокровищ» прочитал. Нет у меня деревянной ноги. Беги, беги, отрок. Мы подождем. Парнишка бежать не стал, а неторопливо удалился, всем своим независимым видом показывая, кто тут хозяин. - Может, все-таки поедем? - спросил Михеич. - Что у них там, пулемет стоит? Я ухмыльнулся и ответил: - Еще хуже. Милицейский «еж» перекинут через дорогу и замаскирован в пыли. Если есть желание пробить все четыре колеса - езжай. Будешь потом часа два резину клеить. А мы домой пойдем пешком. - Ишь ты, как берегут твоего Остапа Гнатовича… Что это за фигура такая козырная? - Тебе разве не приходилось слышать это имя в твою бытность защитником столпов отечества? - Да вроде нет… - А кликуха Довбня тебе о чем-нибудь говорит? - Иди ты! Так это мы… - Ну да. Едем к атаману хуторских в гости. Правда, не знаю, примет ли он нас… - Примет, - угрюмо сказал Влад. - Мы настоим. - Кто бы сомневался… - Я коротко хохотнул. Понятное дело, что примет. Куда он денется. Нас не остановит хуторская шпана. Пойдем напролом. А все потому, что без помощи Довбни мой замысел может оказаться пшиком. Парнишка немного задержался. Я уже грешным делом начал подумывать, а не забыл ли старый бандер* мое имя? Наш посланец появился не один; еще двое таких же, как он, башибузуков принялись освобождать переулок от заградительного «ежа», который смахивал на длинную змею с шипами на спине. - Остап Гнатович вас приглашают, - церемонно сказал парнишка и довольно элегантным жестом указал на въезд в переулок. Похоже, его учили на карманника. У парня были отточенные, вкрадчивые движения и очень гибкие, беспокойные руки. *Бандер - бандит (жарг.) У ворот нас уже ждал «эскорт» - два здоровяка в пиджаках, под которыми угадывались стволы. - Кто из вас Сильвер? - спросил один из них. - Май нейм из Стас Сильверстов, - сказал я весело и спросил: - Шмон будет? - А как же. Идешь только ты. Сам. Остальные ждут здесь. - О`кей. Осторожность мать мудрости. Только не щекочите! Я боюсь щекотки. - Не переживай. Мы нежненько… Бугаи осклабились и один из них начал щупать меня, как девку. Я терпеливо дожидался конца этой обязательной во владениях Довбни процедуры. Второй охранник немного отступил (так, чтобы держать всех нас в поле зрения) и держал правую руку полусогнутой - чтобы в случае надобности быстро достать оружие. - Нормально, - резюмировал тот, что меня обыскивал. - Проходи. - Вы тут моих парней не обижайте, - сказал я с нажимом. - А то они очень нервные. - О чем базар. У нас гость - это святое. - Ну-ну, - сказал я с сомнением, бросил взгляд на бесстрастное лицо Влада (ох, лучше бы его никто не вздумал кантовать!), и пошел по вымощенной тротуарной плиткой дорожке к хате, где на высоком крыльце меня уже ждал Остап Гнатович. - Шоб мине лопнуть! - воскликнул он, благожелательно улыбаясь в длинные казацкие усы. - Чи мои очи брешуть, чи это правда? Ей богу, Стасик! Ну, здорово, казак! Мы обнялись. Нужно сказать, что я не готов был к такому бурному изъявлению чувств, а потому немного замешкался и не успел напрячь мышцы. Объятья Остапа Гнатовича были сродни тискам матерого удава. У меня даже кости затрещали. - Э-эй, Ос-с…стап Гна-а…атович! Отпусти, задавишь! |