Онлайн книга «Невидимая угроза»
|
А значит, все его внимание было приковано к прессе и телевидению, которые освещали убийство Заварзина. То есть, абсолютно все знать он не мог (по идее), так как в подобных случаях правоохранительные органы очень неохотно идут на контакт с кем бы то ни было, а в особенности с прессой. Я надеялся, что этот НЕКТО пока не включил свои связи в милиции по очень простой причине: ему ни в коем случае нельзя было высказывать заинтересованность в этом деле. Ведь оперативники, имеющие свои каналы информации, отнюдь не дураки. Вязать концы они умеют. Выходило, что у меня был некий запас времени, скорее всего, весьма ограниченный, – может, до завтрашнего утра. И его нужно было использовать на всю катушку. В квартире соловьем заливался телефон. Помедлив, я осторожно снял трубку. И услышал голос жены: – Где тебя носит!? Два часа звоню без перерыва – и ни ответа, ни привета. – Я ходил за продуктами. – Только не нужно мне врать! Открой холодильник. Для тебя одного там еды на полмесяца. Есть все, что твоя душа пожелает. – Ну, ладно, сознаюсь: я навещал Венедикта. – Опять!? – Не опять, а снова. Он уезжает в Америку. – Туда ему и дорога. – Не будь такой зловредной. Ты лучше позавидуй ему по-доброму. У Венедикта там намечается персональная выставка. – Ничего удивительного… – В трубке фыркнуло; похоже, Каролина рассмеялась. – Его "творениям" в Америке самое место. Там просто обожают всякие извращения. – Ты не права. Венедикт – художник с большой буквы, талант. У него все еще впереди. Он только начинает восхождение к высоким вершинам. – Если то, что он делает, называется высоким искусством, то можешь считать меня монахиней. – Договорились… Мне вдруг захотелось сказать, что скоро она и впрямь может стать монахиней… пусть и не надолго, пока не найдет утешителя – увы, человеческая память коротка и нередко женщины забывают любимых мужчин раньше, чем остынет их общая постель. Но я мужественно выдержал искушение и молвил совсем другое: – Тогда я тоже приму целибат. [6] Ведь я просто не имею морального права оставить близкого мне человека в горьком одиночестве влачить свой нелегкий крест. – Болтун! – деланно рассердилась Каролина. – Я думала, что выхожу замуж за настоящего мужчину, бывшего военного, как и мой отец, которого я просто боготворила, а в итоге получила балаболку. – Добавь еще – беспортошную. – Перестань… Я шучу. – Знаю… Ты откуда звонишь? – Из гостиницы. – Как долетела? – Не очень… – Что так? – Мотор самолета барахлил. Я уже грешным делом подумала, что встретимся с тобой только на том свете. Но приземлились удачно. – Испугалась? – А ты как думаешь? – Ну, тебе ведь не впервой с высоты на землю брякаться. Ты ведь у меня козырный пилот со стажем. Как это поется: мы рождены, чтоб сказку сделать былью… – Да ну тебя! – Ладно, ладно, это я тоже пошутил. Слава Богу, все обошлось. Я рад, что не остался так рано вдовцом. – Честно? – Каро, ты меня знаешь. При всех моих недостатках, я человек слова. Кроме того, я тебя еще и люблю. – Иво… – нежно прошелестела рубка. – Я уже по тебе соскучилась… А мне, дорогая, скучать некогда, подумал я с горечью. Увы. Черт бы побрал и твой бизнес, и все эти проклятые обжираловки для богатых, названные презентациями! Но я сказал то, что она хотела услышать: – У нас мысли работают синхронно. Приезжай быстрее. Кстати, ты так и не сказала мне, когда тебя ждать. – Не сказала? – удивилась Каролина. – Я думала… Извини. Приеду через неделю. Это как минимум. – Много дел? – Хватает… Хорошо, что Каролина не стала вдаваться в подробности. Мне ее бизнес казался темным лесом. Ходить по его тропам было страшней, чем где-нибудь на "холоде" выполнять специальное задание, когда шансов вернуться на базу живым и здоровым не более чем ноль целых и неизвестно сколько десятых процента. Когда она начинала делиться со мной разнообразными бизнесовыми новостями, у меня начинал перегреваться котелок. Я слушал Каролину, пытаясь изобразить повышенный интерес и внимание к проблемам большой фирмы, которая досталась ей в наследство от отца, но по моим пустым глазам она узнавала, что все ее россказни пролетают мимо ушей мужа даже не задерживаясь. Каролина начинала сердиться, а я горячо убеждал ее, что все понял и в доказательство своих слов начинал повторять то, что она говорила, наизусть, почти слово в слово. Уж чем-чем, а периферической памятью я никогда не был обижен. В свое время нас учили запоминать даже не существенное – так сказать, про запас. Ты думаешь о чем-то своем, а обрывки слов окружающих и даже целые фразы автоматически укладываются в твоей голове как сено в стог. И бывали случаи, когда из этой кучи хлама удавалось выудить ценные и нужные сведения… – Каро, милая, когда будешь выезжать, предупреди, – сказал я с неожиданной теплотой. – Неужто придешь встречать? – удивилась Каролина. – Постараюсь. Вот именно – постараюсь, подумал я с невольной дрожью. За неделю может столько всего случиться… – Ты только не забывай брать с собой мобилку, – предупредила меня в конце разговора Каролина, когда мы произнесли дежурные слова "Люблю, целую, до встречи". – Я могу вылететь внезапно. – Слушаюсь, гражданин начальник! Все. Отбой. Пора и мне заняться делом. Оно гораздо важнее тех деловых бумаг, которые должна подписать Каролина и которые стоят миллионы. Я должен сберечь личную свободу и спасти свою жизнь; а может, и жизнь Каролины. Я посмотрел на часы – половина восьмого. На улице уже начало темнеть. Скоро закрутятся рулетки в многочисленных городских казино, запрыгают полуголые дивы на подмостках, завоют на все голоса рокгруппы в ресторанах и кабаре, польется реками спиртное и зашуршат деньги в бездонных карманах владельцев разнообразных питейных и развлекательных учреждений. Капитализм и всеобъемлющая демократия на марше… Кабаре, в котором пела "королева", незабвенная и ветреная любовь Кир Кирыча, называлось "Латинский квартал". Звали девушку Илона. По крайней мере, так было написано на афишах: "СЕГОДНЯ, ЗАВТРА И ВСЕГДА В НАШЕМ КАБАРЕ ПОЕТ НЕСРАВНЕННАЯ ИЛОНА ЛИСС". На самом деле, как признался мне по секрету Кир Вмазыч, звали ее Ульяна Лисицына. Но голос у нее был и впрямь очень даже неплохой. Его дошлифовать бы в каком-нибудь серьезном учебном заведении, да использовать, как раньше говорилось, в мирных целях. |