Онлайн книга «Обреченный убивать»
|
Мне было хорошо знакомо это состояние. Оно появлялось при выполнении тамэси-вари. [24] Мое тело казалось твердым, как железо, и нечувствительным к боли, и в то же самое время – легким, почти невесомым и свободным. Короче говоря, я совершенно бессознательно погрузился в сомнамбулический транс, как самурай перед харакири… Очнулся я от сильного дождя. Отфыркиваясь, как тюлень, я замотал головой и попытался закрыть ладонью глаза, в которые попадала вода, когда я пытался поднять свинцово-тяжелые веки. Ливень прекратился, и раздался голос: – Убери ведро, остолоп! Иначе он захлебнется. Наконец я разлепил глаза и увидел серые столбы, упирающиеся в засиженный мухами потолок. Присмотревшись, я понял, что это ноги окруживших меня "кукол". Сам я лежал на полу, и меня щедро поливали водой из пожарного ведра. – Гля, фраерок-то еще жабрит! [25] Живучий… – Тащи его на кимарку. [26] И когда этот живодер [27] приканает?! – А то ты не знаешь. На гужевке, [28] падла. Не просыхает. Ничего не помню. В памяти образовался провал, наполненный до краев всполохами боли. Она пульсировала по всему телу, скапливаясь в районе сердца. Я поднял руку, пощупал ребра – и едва не задохнулся от тысячи жал, в единочасье проткнувших кожу. И тут же все вспомнил. Хотя от этого мне легче не стало. Но, по крайней мере, я знал, что выживу, – прийдись удар рыжего дьявола чуть выше, мое сердце разорвалось бы, как кусок гнилой ткани. – Болит? На меня смотрели серые глаза Второго. В них светилось нечто, отдаленно похожее на сострадание и любопытство. – Терпеть можно… – Да-а, замочил он тебя… Мы думали, что ты уже копыта отбросил. – Знать, еще не пробил мой час… – Кончай базлать, Второй! К нам подошел Десятый – гора мышц, увенчанная неестественно маленькой головой с глазами хищного зверя. – Лучше иди тренируйся. Мне уже надоело вместо вас, козлов, [29] подставлять свои бока под молотилку. Хромай на полусогнутых. – Ты мне за "козла" ответишь, сука… – прошипел Второй, оскалив крупные волчьи зубы. Пахан криво ухмыльнулся и, не отрывая взгляда от побледневшего лица лысого, начал массировать грудные мышцы. Второй резко повернулся и вышел, с силой грохнув дверью тюремного лазарета. – А ты, козявка, быстрей выздоравливай, – наклонился надо мной Десятый. – И тренируйся, мать твою! Иначе я сам тебе руки-ноги поотрываю. Усек? Где доктор, ты, фармазон?! [30] – рявкнул он на санитара, седого, засушенного как тарань, ветерана – "куклу", доживающего свой век на больничных харчах. – Кому я здесь понадобился? – Невысокий краснолицый толстяк бесцеремонно оттеснил Десятого. – Подите вон, голубчик. Да побыстрей – вы мне надоели до чертиков, пока валялись тут с поломанными ребрами. – Я тебе когда-нибудь за "голубчика" пасть порву, ты, коновал… – прохрипел, брызгая слюной, пахан. Доктор только икнул в ответ, выпустив в стерилизованный воздух лазарета добрую порцию густых винных паров. Десятый намерился еще что-то сказать, но, повинуясь знаку толстяка, один из сопровождающих его охранников молниеносно произвел болевой захват руки пахана и вывел его из комнаты, словно пастух племенного быка за кольцо в носу. Второй охранник, коротко кивнув доктору, тоже вышел за дверь и устроился на стуле в коридоре – так, чтобы было удобно наблюдать за манипуляциями толстяка над моим измочаленным телом. Когда доктор с помощью санитара стал снимать с меня одежду, приутихшая было боль вернулась вновь. Она взорвала изнутри задеревеневшие от непривычных нагрузок мышцы и плеснула в голову обжигающей волной. Мне кажется, я вскрикнул, но эхо от крика уже возвратилось в окружившую меня пустоту… Волкодав
Вот и свершилось то, чего я больше всего боялся, – меня заперли в спецзоне, чтобы сделать из обычного десантника супермена. На кой хрен мне это нужно?! Мало Афгана, где я и так стал вместилищем всех мыслимых и немыслимых пороков, присущих прошедшим современную войну диверсантам, за исключением пристрастия к наркотикам? Наверное, мало. Кроме того, теперь я на все сто был уверен, что полковник, фамилия которого звучала как удар в челюсть – Кончак, мне не поверил. И решил на всякий случай держать меня поближе к себе, под неусыпным надзором. Короче говоря, решил "привязать". Я не исключал, что полковнику моя версия случившегося на контрольном пункте показалась вполне правдоподобной. Но сверхподозрительность, возведенная в ранг государственной политики еще в далекие чекистские времена, за долгие годы сформировала определенный тип госслужащих, обретающихся в засекреченных сферах, которые не верили никогда, никому и ничему, в том числе и своим умозаключениям. Зоной то место, куда меня доставили под покровом ночи, назвать было трудно. Если бы не многорядная "колючка" вокруг жилого массива, принадлежащего спецшколе, то весело покрашенные коттеджи, рассыпанные в ухоженном парке, похожем на девственный лес, можно было принять за госдачи партийной элиты. Это сходство еще больше подчеркивала вышколенная прислуга, которая ухитрялась оставаться невидимой и неслышимой, но свои обязанности выполняла просто-таки блистательно. В коттеджах жили курсанты и преподаватели. Конечно, в спецзоне находились и другие строения, иногда весьма мрачные с виду, но общей картины они не портили. Зона была разбита на секторы, и дальше нашей "детской площадки" нам путь был заказан. Несколько поодаль виднелись стационарная радиовышка с антеннами и несколько локаторов на возвышенности, с которой стесали макушку. Похоже, что, кроме нас, здесь обретались и ракетчики ПВО, если меня не подвела зрительная память, – очертания спецоборудования на горушке с уплывшей неизвестно куда крышей точь-в-точь соответствовало рисункам зенитного комплекса. Его наименование было так засекречено, что преподаватель, в свое время читавший нам методологию распознавания наземных воинских объектов, едва не мочился в штаны, раскрывая перед нами альбом с иллюстрациями новейшей техники: как бы чего не вышло, ведь враг не дремлет… |