Онлайн книга «Тайна Розенкрейцеров»
– Нам не помешают? – отрывисто спросил высокопоставленный иезуит. Он говорил с легким акцентом – как латыш. Но истинную национальность ночного гостя определить было трудно. – Нет, – ответил Рудзевич, не поднимая глаз. – Успокойтесь и держитесь свободно, брат, – смягчил тон иезуит. – Я ваш гость. – Да, да, конечно… – Кажется, у вас что-то подгорает. – Ах!.. Рудзевич стремительно бросился к электроплите, схватил сковородку и поставил ее на специальную подставку. Ему сильно хотелось есть, но присутствие начальства – а иезуит был для ксендза очень большим начальником – смущало его и сковывало инициативу. Гость выручил Рудзевича. Казалось, он мог читать мысли. – Надеюсь, вы пригласите меня отужинать… – Именно это я и хотел предложить, ваше преосвященство! – обрадовано воскликнул ксендз. – Чем Бог послал… Присаживайтесь, я сейчас… Спустя десять минут стол в гостиной ломился от снеди; ксендз был запасливым человеком. Кроме колбасок, Рудзевич подал отличный швейцарский сыр, за которым ему пришлось ездить в райцентр, копченую рыбу, маринованные грибы, паштет из гусиной печени, крестьянское масло со слезой, соленые огурцы-корнишоны, свиной окорок, соус ткемали, моченые яблоки, зелень и монастырский квас, тоже собственного производства, изготовленный по старинному рецепту. – А вы тут неплохо устроились, – с одобрением сказал иезуит. – Labor improbus omnia vincit [7] , – не удержался, чтобы не щегольнуть хорошей латынью и знакомством с сочинениями Вергилия ксендз. – Labor non onus, sed beneficium [8] , – в тон ему ответил иезуит. Довольные друг другом, они в ускоренном темпе воздали хвалебную молитву Творцу всего сущего и принялись трапезничать. Немного поколебавшись, Рудзевич робко сказал: – Вы, наверное, здорово устали с дороги… Не желаете восстановить силы церковным вином? – Честно говоря, я не люблю сладких вин. Но если у вас есть что-нибудь покрепче и не очень сладкое, не откажусь… Самогон иезуиту понравился. Похоже, он так и не понял (или искусно притворился непонятливым), что употребляет самопальное пойло, потому что ксендз подал спиртное в хрустальном графине. А Рудзевич скромно промолчал о своих успехах на почве самогоноварения, резонно полагая, что в этом нет большого греха перед орденом и церковью. В крайнем случае, он будет держать ответ перед еще более высоким начальником – Господом, который, в отличие от отцов-иезуитов, гораздо терпимее и благожелательнее к своим неразумным детям, погрязшим в грехах. После ужина, когда ксендз сварил кофе, гость отхлебнул глоток горячей ароматной жидкости, вытянул длинные ноги и сказал: – Времени у меня мало, поэтому сразу перейдем к делу… Он испытующе посмотрел на ксендза. Под взглядом генерала ордена иезуитов Рудзевич невольно поежился – он был холоден, как черный лед, и беспощаден, как готовая к нападению змея. – У вас есть среди паствы надежные люди? – спросил иезуит. Немного поколебавшись, ксендз осторожно ответил: – В общем… наверное, да. – Это не ответ, – сухо сказал гость. – Мне нужно три-четыре человека, возрастом от двадцати пяти до сорока лет, без вредных привычек, крепких, выносливых, не болтливых и готовых выполнить любое задание во славу Господа нашего. Рудзевич задумался. Иезуит терпеливо ждал, отрешенно глядя на занавешенное окно, откуда слышалось звяканье цепи, на которую был посажен пес. – К людям в душу не заглянешь… – наконец молвил Рудзевич. – У меня есть на примете один прихожанин… – Только один? – Мне кажется, это как раз тот человек, который вам нужен. Молодой, сильный, пользующийся авторитетом среди прихожан и… кгм!.. в определенных кругах. А с его помощью вы найдете и остальных. – Что значит «в определенных кругах»? – Он был не в ладах с законом. Рудзевич замялся. – Можете не продолжать… Генерал ордена иезуитов смотрел на ксендза тяжелым взглядом. – Мне все ясно. – Он слегка покривил свои тонкие губы. – Добрый пастырь и заблудшая овца – это для романтиков. Солдаты ордена Иисуса в первую голову должны быть прагматиками. Вы используете этого человека, чтобы слепые прозрели и увидел свет истинного учения, а глухие услышали слово божье. Не так ли? – Так, – растерянно ответил ксендз. – Но как вы?.. – Вы познакомите меня с этим человеком… завтра, – не стал вдаваться в объяснения высокопоставленный иезуит. – Но так, чтобы нашу встречу не видели и никто о ней не знал. – Как прикажете, – поклонился Рудзевич. – Брат, я не приказываю, я прошу… Голос высокопоставленного иезуита стал мягче плавленого воска. – И не для себя лично, а во благо святой церкви и ордена. – Слушаю и повинуюсь… Ксендз снова поцеловал руку своего босса – на этот раз с подчеркнутым благоговением. Генерал ордена иезуитов скороговоркой прочитал коротенькую молитву, начинающуюся словами «Pater noster… [9] », начертал над головой Рудзевича крест и закончил: – Амен… Ксендзу пришлось ночевать на широкой скамейке, застеленной всего лишь тонким одеялом, подложив под голову фуфайку. В отличие от генерала, который спал на его мягкой и удобной кровати, как убитый, Рудзевич всю ночь проворочался с боку на бок. Он так и не избавился от страха перед незваным гостем. А еще ксендз терялся в догадках: как мог генерал пройти незамеченным мимо Шарика, который обладал отменными сторожевыми качествами, и как сумел открыть замкнутую дверь? В том, что молельню он запер, Рудзевич уже не сомневался. Многие вещи человек делает автоматически, словно это заложено в его программу на генетическом уровне. Что касается Рудзевича, то он всегда отличался пунктуальностью и никогда ничего не забывал. Глава 3. СТАХ
Стах Коповский недовольно посмотрел на мать и втихомолку выругался «На бога!..» Нет, эти старики просто невыносимы! Каждый день мать долдонит о том, что он позорит их древний шляхетный род, связавшись с босотой, что негоже каждый вечер возвращаться домой пьяным в дым, что вредно наедаться на ночь до отвала, и что ему давно уже пора жениться… С ума можно сойти! Шляхетный род! Когда это было… Да и было ли вообще? Старые, выцветшие от времени, фотографии всегда казались Стаху окнами в Зазеркалье, которые с годами начали затягиваться, все уменьшаясь и уменьшаясь в размерах. Паненки в юбках с кринолином, шляхтичи с лихо закрученными усами и саблями, скорее всего, бутафорскими, рысаки, запряженные в санки, в которых сидят важные паны… Давно умершее время, память, запечатленная на картоне, шляхетный гонор, густо присыпанный нафталином. |