Книга Проклятие изгнанных, страница 19 – Альберт Байкалов

Колька подтянул к себе штаны, брошенные прямо у стены, и сунул руку сначала в один, потом в другой карман.

– Ну?! – вымученно простонала Кома.

– Ква-кха! – проквакал ребенок.

– Нет ничего! – морщась, крикнул он и медленно сел.

– Знаю! – прохрипела Кома и сгребла к животу землистого цвета простыню. – М-мм! Дурак! Зачем все отдал?

– А они спросили? – окончательно вышел из себя Колька и встал.

Все движения давались через «не могу». Так хотелось упасть и лежать, но нельзя, еще немного, и станет совсем плохо. Тогда не то что одеться, моргать будет мучительно тяжело. Колька боялся ломки пуще самой смерти. Он чувствовал ее приближение и торопился. Скоро, совсем скоро стрелки часов начнут двигаться медленнее, а потом и вовсе замрут. Ночь растянется в вечность…

– Козлы! – простонала Кома.

– Где коробка? – спохватился Колька.

– Какая?

– Та, что я вчера принес?

– На кухне. – Кома резко перевернулась на спину: – Зачем тебе?

– Пойду, покажу одному человеку, – натягивая майку, сказал Колька. – Она – старая, может, стоит чего…

– Железяка! – Кома снова повернулась на бок. Она не могла лежать в одном положении, словно поверхность матраца была раскалена. Колька хорошо знал это состояние, еще немного, и ее совсем скрючит.

– Сама ты железяка, – срывающимся голосом сказал он. – Там дата на крышке – тысяча восемьсот девяностый год – и герб фамильный…

Как и положено наркоману со стажем, Колька знал не только где взять дозу, но и где можно пристроить в обмен за деньги ту или иную вещь. Так, например, цветной металл скупал Фрол. Он складировал его у себя в гараже, проверяя обломком магнита и взвешивая подкрученным безменом. Золотом, или как его называли на блатном жаргоне, «рыжьем», занимался Синий. Невысокого сгорбленного мужичка звали так за безобразные наколки на руках, сделанные в детстве по глупости. А вот антиквариат пристроить без документов было тяжело, поприжали перекупщиков в последнее время. Потихоньку скупал особенно достойные вещицы некто Степанов. Невысокий, худощавый мужчина с крысиным лицом имел и соответствующую внешности кличку Сурок. Только называли его так лишь за глаза, а напрямую обращались не иначе, как Сергей Сергеевич. Степанов жил в соседнем доме и работал оценщиком в небольшом антикварном магазине недалеко от Арбата. Сегодня была суббота, и Сурок должен быть дома. И хотя гостей, подобных Кольке, он принимал исключительно по воскресеньям, в припаркованном недалеко от Павелецкого вокзала стареньком «БМВ», для него делал исключение.

Дверь, как всегда, открыла мать Сурка. Подслеповатая старуха с трудом передвигалась по квартире, думала вслух и была очень сварлива.

– Здравствуйте! – стараясь придать голосу больше бодрости, поприветствовал Колька старуху. – А Сергей Сергеевич дома?

– Мама, кто там?! – раздался из недр старой квартиры голос Сурка.

– Колька к тебе опять, – окатила гостя презрительным взглядом старуха и ушла в темноту коридора.

Колька шагнул через порог. В нос сразу ударил запах старого дерева, канифоли и сердечных капель.

Двери в конце коридора приоткрылись, и в них появилась крысиная мордочка Сурка.

– С чем пожаловал? – настороженно глядя поверх очков, спросил деляга.

– Вот. – Колька с заговорщицким видом поднял на уровень лица пакет.

– Пройди! – бросил Сурок.

Оказавшись в небольшой, с единственным окном комнатке, когда-то служившей детской, а теперь кабинетом и мастерской, Колька без приглашения плюхнулся на старый деревянный диван.

– Что тут? – беря у Кольки пакет, спросил Сурок.

– Бомба, – на полном серьезе сказал Колька и тут же ощутил, как прилив жара сменил озноб. Охота шутить сразу отпала, как и вообще о чем-либо говорить. Обхватив себя руками, он задумался. Вернее, просто ушел в себя, снова прислушиваясь к своим ощущениям.

Сурок поставил пакет на стол, бросил на Кольку короткий и настороженный взгляд и поправил очки:

– До завтра не мог подождать?

– Не мог, – потухшим голосом признался Колька.

Сунув руки в пакет, деляга осторожно вынул шкатулку, поднес к глазам, повернул сначала одним боком, потом вторым, подошел к окну:

– Хм!

– Что? – вымученно спросил Колька.

– Где ты ее взял?

– У подруги, у которой живу, в кладовке чемодан со старым хламом был, там и нашли, – соврал Колька.

– Так уж и со старым? – не поверил Сурок.

– Книги разные, – продолжал врать Колька.

– Коробка как коробка, – пробубнил Сурок.

– Там герб, – напомнил Колька.

– Ну, и что с того?

– Ладно, – уловив в голосе скупщика фальшивые нотки, ударил ладонями по коленям Колька, – пойду тогда…

– Сколько ты за нее хочешь? – Сурок вернулся к столу, сел на стул с высокой спинкой, достал из выдвижного ящика лупу и стал пристально осматривать шкатулку сначала снаружи, потом изнутри.

– А сколько дашь?

– Ты принес, значит, и начальную цену назвать должен. – Сурок отложил лупу справа от себя, развернулся на стуле к Кольке и снял очки: – Ну?

Без очков он походил даже не на сурка, а на старую и больную мышь, сунувшую по неосторожности мордочку в кислоту.

Колька закатил глаза под потолок. Он хотел выглядеть невозмутимым и знающим цену принесенной вещицы человеком, но его, как назло, стало колотить, а лоб покрылся испариной.

«А что, если она вся из серебра? – подумал он, скользнув взглядом по столу. – Как бы не продешевить!» – и провел трясущейся рукой по волосам:

– Пять!

Лицо Сурка осталось невозмутимым. Так не ведет себя человек, ошарашенный ценой. Колька вдруг почувствовал, что просит мало, и поправился:

– Чего это я? Десять!

– Десять чего? – нахмурился Сурок.

– Ну, не евро же, – повеселел Колька.

– Десять тысяч рублей? – задумчиво повторил Сурок, глядя на Кольку, и цокнул языком: – Много.

– Пять! – назвал Колька первую цену и подался вперед.

– Три с половиной, и ни рубля больше, – отрубил Сурок и поднялся.

– Хорошо, – обрадовался Колька, который и не надеялся вообще получить за безделушку больше тысячи.

Он уже мысленно поделил сумму на стоимость дозы. Выходило, что они с Комой спокойно смогут прожить еще несколько дней. Если, конечно, снова никто не заявится.

Матвей открыл глаза и, протянув руку к тумбочке, безошибочным жестом взял часы. Ровно полночь. Прислушался. Марта мирно посапывала. Улыбнувшись про себя, он бесшумно встал, уверенный, что не разбудит ее, но осторожно ступая, прошел на кухню, где с вечера стоял ящик с гримом. Опустился на табурет, тихо открыл ящичек и посмотрел на себя в закрепленное на крышке зеркало. Несмотря на то, что не спал, веки слегка припухли. Сдвинув крышку пенала, вынул пропитанную специальным раствором влажную салфетку и протер лицо. Обезжирив кожу, достал из отсека заготовленный с вечера седой парик и надел на голову. Потом приладил усы и бородку. Взяв карандаш, нарисовал на переносице перемычку, делая его шире. Тенями посадил глубже глаза, морщинами накинул сразу несколько десятков лет.