Онлайн книга «Террорист в погонах»
|
Абдульмуталь неожиданно красивым голосом запел: Жизни даль распахнув мне настежь, Ты явилась весны красивей, Птицы в небе щебечут: «Настя!» Травы вторят: «Анастасия!!!!!!!!!!!» Счастлив я, покоренный властью Этих глаз васильково-синих, Губы с нежностью шепчут: «Настя!», Сердце вторит: «Анастасия!!!!!!!!!!» У него это получалось на свой, арабский манер. – Это все про нее. До сих пор помню и слова, и мелодию. Тогда эту песню пел такой певец, Юрий Антонов. Все вокруг было удивительно и незабываемо, – продолжал гость. – А перед моим отъездом мы зашли в мой номер, я сказал, что люблю ее и приеду за ней, заберу к себе. – Заберешь к себе? – удивилась она. – Хоть родители у меня не богатые, – говорил я, – но отец пообещал помочь с жильем. Ты примешь ислам, будешь алмазом моего дома! – А где я буду работать? – спросила она. – Тебе не надо работать! – воскликнул я. – Ты будешь свободна в нашем с тобой жилище. Что еще надо женщине?! Она задумалась, а потом ответила: – Меня мама крестила в церкви. Я люблю свою святую Анастасию. Ее язычники хотели утопить, но она чудом спаслась, помогала людям – больным, нищим. Все свое богатство раздала. И мне она в жизни всегда помогает. – Ты, став мусульманкой, тоже сможешь помогать бедным, – сказал я. – Но и это еще не все, – Анастасия взяла меня за руку, сжала мои пальцы. Ее глаза, лицо и желанные губы, словно два живых коралла, были так близко возле моих. О, это было чудо! И она мне говорит: – Я серьезно занимаюсь плаванием. У меня хорошие результаты, я кандидатка в сборную Советского Союза. И это здорово! – Что здорово?! Ты – пловчиха?! – воскликнул я. – Ты голая ходишь перед сотнями мужчин?! – Почему голая, в купальнике и шапочке, – она убрала ладонь с моей руки и отпрянула. – Ты не понимаешь, какая в тебе красота, – говорил я ей, – ты не можешь ее рассеивать перед глазами всего света! Но она этого не поняла. И сказала: – Ты мне очень нравишься, и если ты так меня любишь, то лучше оставайся со мной в Москве. Я живу с мамой, у нас двухкомнатная квартира. И наивно так добавляет: – Ты тоже можешь креститься. Или стать комсомольцем. – Я, креститься! Мое имя – Раб Высочайшего, и я креститься! У нас нельзя, чтобы мужчина переходил в другую веру! Только жена должна принять веру мужа! – Нет! – сказала она. – Я этого не понимаю. Почему такое неравноправие, я не хочу. Мои бабушки православные, мои дедушки, моя мама… Отец – коммунист. Оставайся здесь, будем вместе, если любишь меня, – ее слова ранили меня прямо в сердце. Слезы полились градом из моих глаз. Я крикнул, что ни за что не отпущу ее, украду ее! – Только попробуй ко мне прикоснуться силой, – сказала она. – Мою святую великомученицу Анастасию Узорешительницу римский жрец Ульпиан хотел лишить девственности, девственниц по закону Рима нельзя было казнить. И только Ульпиан прикоснулся к ней – сразу же ослеп. И ты ослепнешь! – Я уже ослеп, – говорил я, – потому что ничего не могу, кроме тебя видеть. И теперь огонь твоей красоты будет мешать видеть мне белый свет, видеть лик Высочайшего Моего Повелителя! – В чем же я виновата?! – спросила она. – В том, что ты есть на свете! Она неправильно меня поняла, посмотрела как на безумца, начала звать на помощь. Пришли люди, хотели меня отвести в милицию. Она убежала, и больше я ее не видел. Наяву. Спустя несколько лет по телевизору я, совершенно случайно, посмотрел трансляцию с чемпионата Европы по плаванию. И узнал ее в девушке, которая выступала за Россию. Она не заняла первого места. Ее прекрасное лицо искажала досада. И что, ради этого надо было отказываться от любви?! Прошло больше четверти века, но моя Анастасия все еще приходит ко мне во сне или в минуты размышлений… Москва, Россия, – страна греха, такая же, как и Америка. – Поэтому их надо свести лбами, – гневно проговорил Узтемир. – Да. Страны, где поощряется разврат, убивающий любовь, не должны быть на лице земном. Я не прощу никогда, – со злобой и ненавистью произнес Абдульмуталь. – Давайте пока дела оставим. Сегодня у нас свободный день. Помните, у Омара Хайяма есть и такие строчки, – сказал Узтемир: «Эй, расстанемся с грустью, печалью, слезами, Пусть сожжет их навек в чаре жидкое пламя, Виноградную ягоду в жены возьмем, И получит развод наш постылая память» [2] . – В сорок четыре года Хайяма выгнали из столицы за богохульство. Если бы он не был великим ученым, его могли бы казнить… Алкоголь – зло! – грозно сказал Абдульмуталь. – Давай-ка выкурим кальян. Например, с верблюжьим молоком и миндалем. – Хорошо. Просьба гостя – закон и радость для хозяина, – улыбнулся Узтемир. Он позвал официантку. Шепнул ей несколько слов на ухо. Не прошло и десяти минут, как оба отдыхающих затягивались ароматным дымом из золоченых сосудов… 21
Евгения Анатольевна с трудом высвободилась из спального мешка. Она поднялась, подошла к двери, ударила два раза ладонью о косяк. Через минуты три дверь открылась. – Туалет? – скривился в усмешке Колкозбек. Евгения Анатольевна молча прошла в небольшой коридор. – Где? – На луг. В доме туалет нет. Разбит, – сиплым голосом проговорил одноглазый. Евгения Анатольевна спустилась с крыльца на альпийскую лужайку, за домом. Колкозбек шел за ней. – Пожалуйста, отойдите за угол, – попросила она. – И принесите мне воды. – Да, да! – буркнул одноглазый. Он ушел, но за ведром не отправился, он стал поджидать Евгению Анатольевну за углом. И когда та появилась, схватил ее за плечи и прижал к холодной бетонной стене. – Тебе ребенок не мешать иметь мущин? – Один его глаз налился кровью, словно готов был выскочить из орбиты. Евгения Анатольевна почувствовала смрадное и учащенное дыхание, попыталась оттолкнуть Колкозбека, но ей не хватило сил. Его коричневая, холодная рука легла ей на низ живота. От мерзости Евгения Анатольевна чуть не потеряла сознание. – Я знаю, что не мешать, – оскалился Колкозбек. – Дима! – попыталась крикнуть несчастная женщина, но негодяй другой рукой зажал ей рот. |