Онлайн книга «Ударная война»
|
Дверь караулки хлопнула. Мельников открыл глаза, но кошмар остался. На пороге караулки вновь появился охранник и что-то доложил «капитану», и тот, глядя на Мельникова в упор, приказал: – Внутрь заходи. Угрожающе добавил: – И без глупостей, капитан. И вот последние десять минут ротный сидел на табурете в такой знакомой комнате начальника караула и тупо смотрел в одну точку, время от времени отвечая на вопросы, а вокруг деловито шныряли абсолютно незнакомые люди. Переговаривались на гортанном языке. – Итак, капитан, насколько я понял, ваш караул выставил только два поста. Так вот, должен тебе сообщить, что обоих ваших часовых мы… нейтрализовали. Им вздумалось оказаться у КПП, когда мы подъехали. Мельников закрыл глаза и стиснул зубы. Дополнительный паек в караул не выдавали уже месяца два, а на свежем весеннем воздухе аппетит нагуливался быстро, и часовые-периметровщики в нарушение всех инструкций частенько поджидали «пищевоз» на КПП, чтобы выпросить у начальника столовой хотя бы кусок хлеба. Следующий вопрос огорошил: – А теперь мне нужно отключить сигнализацию Главного Створа шахты. Как? Мельников пошевелился, но ничего не ответил. Его собеседник терпеливо ждал. Ротный подвигал языком, хрипло откашлялся и просипел: – Не надо… отключать… она уже… – Что уже? – Отключена… Собеседник оживился: – Поясни-ка. Мельников снова откашлялся: – Там это… ложных срабатываний много было… я и приказал отключить… я там пост дополнительный выставил… «Капитан» вопросительно посмотрел на одного из боевиков, тот шагнул к столу, взял План боевой службы, заглянул в нужную графу и, криво усмехнувшись, кивнул старшему, протягивая План. «Капитан» быстро пробежал глазами и расплылся в улыбке: – Отлично. А теперь давай вместе подумаем, как нам без шума избавиться от этого часового. У Мельникова засосало под ложечкой. Собравшись с духом, он предложил: – Я могу пойти и снять его с поста. Или можно послать разводящего. Больше он никого на пост не допустит… Капитан запнулся, вспомнив безжизненное тело разводящего в проеме калитки. Продолжать не смог. – Хорошо, – кивнул допрашивающий. – Только вместе с тобой пойдут двое моих ребят, подберем по комплекции, переоденем, повесим на плечо автоматы, а в спину тебе они уткнут вот такие штучки. Повертел своим пистолетом с глушителем, повернулся к двери и скомандовал: – Мурад, подойди сюда. В проеме двери возник высокий кавказец с длинной винтовкой в руках. Винтовка была незнакомой конструкции, несколько вычурная, с массивным стволом, сошками и оптическим прицелом. – Так вот, Мурад будет внима-а-ательно следить за тобой, капитан, скажем, с крыши караульного помещения. На всякий случай. Тебе все понятно, капитан… Он заглянул в План боевой службы и закончил: – Мельников? Ротный на секунду прикрыл глаза и хрипло ответил: – Да. – Вот я и спрашиваю, капитан Мельников, тебе все понятно? – Да. Спустя десять минут он, обреченно опустив плечи и всем своим видом выражая абсолютную покорность, потерянно двигал ногами, пробираясь по грязи тем же путем, коим прошел совсем недавно. Сзади, тяжело дыша, двигались два боевика, переодетые в солдатскую форму. За следующим поворотом должен был показаться грибок часового. Капитан взглянул через плечо. Боевики, не слишком привычные к российскому бездорожью, неуклюже переваливаясь и едва не падая, торопливо топали сзади, не обращая на пленника особого внимания. Мельников глубоко вдохнул, развернулся и с силой толкнул боевика, шедшего прямо за ним. Тот изумленно хекнул и рухнул в грязь. А ротный рванул вперед и заорал осипшим голосом: – Солдат! Стреляй, солдат!!! Стреляй, я тебе сказал!!! Часовой, скорчившийся в бушлате под самым грибком, встрепенулся и ошалело спросил: – Товарищ капитан, это вы? – Стреляй, мать твою!!! – со слезой в голосе заорал капитан. – Куда? – оторопело спросил солдат. – Куда стрелять? Но ответить Мельников уже не успел, сзади часто захлопали знакомые щелчки, и капитан почувствовал, как ему в спину впиваются тонкие осиные жала. Он сделал еще несколько шагов, потом ноги его подвернулись, и он упал лицом в грязь. Последнее, что он увидел, был часовой, медленно оседающий по столбу караульного грибка. * * * Четверо генералов вот уже добрый час находились в приемной, а массивные двустворчатые двери кабинета все еще оставались закрытыми. Всех четверых выдернули со своих рабочих мест и приказали немедленно прибыть в Кремль. Прямо у Спасских ворот их встретили молчаливые офицеры в фуражках с васильковыми околышами и сопроводили, если сказать прямо, отконвоировали, в эту приемную. Дежурный, сидевший у двери за двухтумбовым столом, который на фоне его габаритов смотрелся скорее небольшим журнальным столиком, вежливо приподнялся при их появлении и негромко проинформировал: – Прошу простить, но вам придется немного подождать. У господина секретаря сейчас директор ФСБ, министр внутренних дел и командующий внутренними войсками. Совещание… От этих слов полковник, скромно сидевший в углу приемной, рядом с большим фикусом, нервно повел плечами и поплотнее прижал к себе тонкую кожаную папку. Ожидание затянулось. Наконец, на столе дежурного мелодично тренькнул селектор. Богатырь что-то ответил и, приподнявшись, указал на двери кабинета: – Прошу вас. Внутрь вошли впятером: генералы и полковник. Хозяин кабинета и трое, скорее всего вызванные раньше, сидели за столом для совещаний. Голос секретаря прозвучал тяжело и устало. – Проходите, садитесь. Все пятеро не мешкая расселись по указанным местам. Секретарь еще некоторое время вчитывался в документы, лежащие прямо перед ним, потом поднял покрасневшие от усталости глаза, сообщил: – Сегодня, между двумя и тремя часами ночи по московскому времени, группа боевиков неустановленной численности совершила налет на объект 22383, расположенный рядом с поселком Березовый Томской области и, расстреляв караул внутренних войск, совершила хищение… Тут голос секретаря Совета безопасности слегка подсел, словно ему было тяжело произносить следующие слова: – Хищение одного ядерного боеприпаса мощностью около пятнадцати килотонн. Такие вот дела, товарищи… В кабинете повисла звенящая тишина. Генералы ошеломленно переглядывались. Около минуты никто не смел нарушить затянувшуюся паузу. Тягостное молчание первым нарушил секретарь: |