
Онлайн книга «Падение Стоуна»
— Они купили что-то на следующий день после смерти Рейвенсклиффа, — сказал я, испытывая немалую гордость: ведь знал что-то, чего не знал Уилф. И в награду получил заинтересованный взгляд. — С чего ты взял, что это был «Барингс»? — не унимался я. — Но ведь это было проявление силы, так? Сам Том Баринг явился голосовать. Мол, не лезьте, только время зря потратите. Так давалось понять. — И кто из них был Том Баринг? — Под семьдесят, лысеющий. Тот с орхидеей в петлице. — Отставной подполковник, разговаривавший с Кортом? — Кто такой Корт? — Никто. Это не важно. А кто, собственно, этот Том Баринг? — Один из клана Барингов. Исключительная личность. Знаю, о чем ты, когда говоришь про отставного полковника. Он как раз так выглядит. Но он один из лучших в стране экспертов по китайскому фарфору. Мне это, конечно, без надобности. — Конечно. Так он большая шишка? — Один из директоров. Разумеется, это уже не семейное партнерство. Банк преобразовали в компанию, когда лет двадцать назад его постигла катастрофа, но семья до сих пор имеет огромное влияние. А что до Тома Баринга, то он ленив. Действует безошибочно — когда его удастся растолкать, а это случается не слишком часто. Что он здесь появился, мощный знак. «Барингс» считает происходящее достаточно серьезным, чтобы Том бросил свой фарфор и приехал в Лондон присутствовать. Он так поступает, только когда дело жизненно важное. — Застольная тема на многие годы, — заметил я. — Вот-вот. Но нечего ерничать. Это еще долго многим не даст покоя. — Так что, по-твоему, это значит? — Понятия не имею. Только что пока за «Риальто» стоит «Барингс» и хочет, чтобы все это знали. Но очевидно, есть что-то еще. Кто-то пытался устроить переворот. Верховодил по большей части человек из «Андерсона»… — Который тоже покупал акции «Риальто» сразу после смерти Рейвенсклиффа, — вставил я. И снова произвел впечатление на Уилфа, я был очень доволен собой. — Но от чьего имени выступает «Андерсон», а? — спросил он. — Как насчет того, кого выдвигали в председатели? Уилф посмотрел презрительно. — Пустышка. Лицо, ничего больше. Нет, друг мой, это кто-то еще. И долго он от меня ускользать не сможет. Вот увидишь. Он забарабанил пальцами по столу. Странный огонек сверкал у него в глазах, когда он основательно отхлебнул из стакана. — «Барингс» хочет ясно дать понять, что убежден — с «Риальто» все в порядке. Но поступает так, возможно, только потому, что прекрасно знает, что на деле что-то очень и очень не в порядке, и готов потерять свой пай, лишь бы это скрыть. А какой мотив может быть у банка для готовности потерять деньги? А? Вот ты мне скажи? — Перспектива потерять еще больше денег? Он потер руки. — Ха, вот это будет интересно. Ну и ну, подумал я, пусть докапывается. Я не собирался делиться с ним моим коронным знанием. Но я думал, что знаю, в чем тут дело. По сути, это было очевидно. Любое должное расследование «Риальто» выявит тот факт, что отчеты — липа и что из дочерних компаний были выкачаны миллионы. Но — и это было очень и очень весомое «но» — какой смысл? Разве это не простая оттяжка неизбежного? Я неспешно пошел домой, думая провести спокойный часок перед обедом. Или даже целый вечер, когда совсем не надо будет думать ни о деньгах, ни об аристократах. Почти с удовольствием я повернул ключ в замке дома на Райской Аллее и вдохнул вонючий воздух коридора. Но удовольствие продлилось недолго. Миссис Моррисон ворвалась в коридор, едва услышала шум открываемой двери, и налетела на меня с суровым, измученным видом, совсем не похожим на ее обычную дружелюбную манеру. — Мистер Брэддок, — начала она. — Я крайне огорчена. Крайне огорчена. Как вы могли проявить такое неуважение, даже не знаю. Я очень в вас разочарована. Боюсь, я должна просить вас покинуть мой дом. — Что? — пораженно спросил я, останавливаясь снять пальто. — В чем, скажите на милость, дело? — Я всегда давала моим мальчикам полную свободу и ожидаю от них уважения к этому дому. Приглашать неподходящих лиц неприемлемо. — О чем вы говорите, миссис Моррисон? — О той женщине! — Какой женщине? — Той, что в гостиной. Леди Рейвенсклифф, подумал я, но прилив радости быстро угас в смятении, что она увидит, в каких обстоятельствах я живу. Скудость, убогость. Я огляделся: крашенные коричневой краской деревянные панели, выцветшие обои, дешевые эстампы по стенам, сама миссис Моррисон — и почти покраснел. — Мне очень жаль, что она сюда пришла, — пылко сказал я. — Но не бойтесь. Она совершенно респектабельна. И уж конечно, ее никак нельзя назвать «неподходящей». — Она гулящая, — сказала моя домохозяйка, запнувшись на последнем слове, но потом решив, что оно оправданно. — Не притворяйтесь передо мной, мистер Брэддок. Уж я-то гулящую узнаю, а она именно такова. Я этого не потерплю. Я скорее ожидал, что миссис Моррисон будет вне себя от волнения при мысли, что принимает в своем доме настоящую леди, и с моим облегчением, что Элизабет не подвергли цирку с чаем и печеньем, могло сравниться только уныние, что ее характеризовали подобным образом. Будь она гулящей, она была бы мне никак не по карману — даже с тремястами пятьюдесятью фунтами в год. — Но, миссис Моррисон, она моя нанимательница. Теперь домохозяйка вытаращилась на меня с неприкрытым изумлением. Мы очутились в тупике, в котором ни один не понимал, о чем говорит другой, пока недоразумение не разрешил звук шагов. Девушка, показавшаяся на пороге гостиной, была далеко не леди. На деле характеристика миссис Моррисон была вполне здравой. Девушка двадцати, я думаю, лет была одета убого и безвкусно и держалась с развязным нахальством, к которому примешивались осторожность и подозрительность. Не знаю, почему я так говорю, но такое сложилось у меня впечатление. — Кто ты, черт побери? — недоверчиво спросил я. — Вы ведь обо мне спрашивали, верно? — Нет. — Мне сказали, вы заплатите мне гинею. Гинею? Ей? До такого я еще не дошел. И вполне понял, почему миссис Моррисон так на меня сердита. Женщины были единственным, чего она не дозволяла. И уж конечно, такие. — Заверяю тебя, я… — И тут мне вспомнилась гинея. — Кто сказал, что я заплачу тебе гинею? — Джимми. — Какой Джимми? — Никогда его раньше не видела. Мальчишка. И тут меня осенило. — Тебя зовут Мэри? — Конечно. Я облегченно вздохнул. — Возвращайся в гостиную и подожди меня там, хорошо? |