Книга Камуфлет, страница 50 – Антон Чижъ

— Я больше не шпионила, меня из дома не выпускают… И вообще, я посмотрела свод законов. Нет такой статьи, чтобы меня арестовать…

— Нет, так будет! — заявил Ванзаров. — Ладно, Антонина Ильинична, кто профлое помянет, тому первый кнут. Вы проявили излифнее любопытство, ну, и я перестарался, предлагаю мир.

Сам «великий сыщик» протянул руку. Антонина пожаловала чиновника сыскной полиции ручкой для поцелуя, вероятно, забыв модный догмат о равноправии полов.

— Господа, что мы все в прихожей, прошу в комнаты! — церемонно провозгласил Николай Карлович, а сам отправился на кухню.

Городское жилье Берсов выглядело гнездышком, лишенным женского деспотизма. Вещи находились там, где им удобно, а не правильно, повсюду лежали стопки книг. Разные приятные мелочи быта, как-то: бинокль, трости, портфель, расчески, чучело птички и даже велосипедное колесо — располагались там, куда рука положила.

Любая дама сочла бы сей «пейзаж» ужасающим, но хозяева находили в нем уют. А вот портьер с роскошными хризантемами не наблюдалось вовсе. Это Родион Георгиевич краем зрения проверил.

Главное место в квартире занимали книжные шкафы. На стенах в изобилии красовались репродукции и гравюры, в основном исторических сюжетов. На самом видном месте пылились довольно приличные копии полотен Антуана Гро из жизни корсиканца: «Бонапарт на Аркольском мосту» и «Наполеон в битве при Эйлау».

— Брат привез из Парижа! — с тихой гордостью объяснила Антонина. — Говорит, денег заплатил кучу.

— Почитает Бонапарта? — заинтересовался Родион Георгиевич.

— Он, нет, а вот я обожаю.

— Что же в нем привлекает?

— Своим умом поднялся из пыли и творил историю! Я бы так не смогла… Остается только поклоняться…

— Ниша, не морочь голову Родиону Георгиевичу! — Николай Карлович держал поднос с графинчиком настойки и тремя сортами холодной закуски. — Ну-с, прошу к столу… вернее столику.

Внимание привлек фотографический портрет в дорогой рамке: полноватый усатый мужчина, на вид не старше тридцати, такого строго-правильного вида, какой бывает у инженеров путей сообщения. Заметив интерес гостя, Николай Карлович с умилением признался, что это и есть обожаемый племянник Антоша, то есть Антон Ильич.

— Чья коллекция оружия? — спросил Ванзаров, подходя к персидскому коврику, завешанному колющими и режущими орудиями.

— Досталась от брата моего Илюшеньки, — Николай Карлович вздохнул. — Родители Антона и Антониночки покинули нас десять лет назад, с тех пор племянники находятся под моим опекунством. Коллекция — это, так сказать, наследство, неприкосновенно сберегаемое… Кстати, здесь есть уникальные экземпляры. Вот, обратите внимание: японский меч мастера Хаттори Ханзо. Представьте, он…

Коллежский советник вежливо оборвал предание клана Берсов и просил рассказать о Петре Ленском.

Отведав холодной миноги, Антонина Ильинична открыла новые подробности.

Петя Ленский появился на даче в начале июня. Привез его князь и представил как своего доброго знакомого. Юноша оказался хорошо образован, начитан, с ним было интересно беседовать. Петр стал часто заезжать к Берсам, живя в соседнем дачном поселке. Он мало рассказывал о своей жизни, правда, упомянул, что учился в Александровском лицее и бывал в Париже. Но общих знакомых по Франции у него с Антоном не нашлось. Вот, собственно, и все.

— Петр проявил к вам интерес? — уточнил Ванзаров.

Антонина нерешительно глянула на дядю, Николай Карлович кивнул одобрительно, и она призналась:

— Поначалу я думала, что Петя заинтересовался мной… Но вскоре поняла, что его интересует брат…

— Чем ответил Антон Ильич?

Передовая девушка в смущении тронула переносицу очков:

— Он твердо заявил, что не разделяет идей однополой любви. Антон стал избегать Петра и очень редко приезжал на дачу, все сидел в городе.

— Когда Ленского видели в последний раз?

— Кажется в среду… да, точно, в среду. Заехал попрощаться, сказал, что съезжает с дачи. Обещал бывать у нас осенью.

— Как узнали, что Ленский — племянник князя?

Старший Берс взвалил вину на себя: Павел Александрович как-то проговорился, а уж он донес племянникам. Объяснение было принято.

— Вы знали, что у Петра роман с моей женой? — спросил Ванзаров.

Николай Карлович подавился настойкой, огурчик застыл в воздухе, и коллежский асессор даже возмутился:

— Поймите, это невозможно!

— Она сама призналась, — спокойно уточнил Родион Георгиевич. — Так знали?

— Да… — печально согласилась девушка. — Петр как-то сказал, что ему надо упражняться, чтоб не забыть общения с женщинами… Если б я знала, что Софья Петровна ваша жена… А то вас мы и не видели… Если бы не «Божественный яд», то я бы никогда… Живешь и не знаешь, что дачный сосед — великий сыщик…

Родион Георгиевич потрудился выудить из пиджака измятый снимок и предъявил девушке.

Антонина без всяких сомнений опознала дачного знакомого.

Вся эта история не укладывалась в логику. Берсы в один голос подтвердили, что Ленский жил совершенно свободно, уезжал и приезжал когда хотел, никаких сопровождающих с ним не было. Более того, никаких знакомых он не привозил, и даже князь показался с ним всего лишь раз. Но как-то так получалось, что к себе в гости он не пригласил ни разу.

— Ленский не рассказывал, что его держали в клинике дуфевнобольных?

Вопрос заставил Берсов глубочайше изумиться, показался им нелепым и даже неуместным. Николай Карлович так и вовсе пролил наливку.

— Почему Антон отказался вступить в «Первую кровь»? — неожиданно спросил Родион Георгиевич.

Антонина промолчала, а Николай Карлович в расстройстве поставил полную рюмочку на поднос и сказал укоризненно:

— Ну, зачем же так! Я же все объяснил!

— Кого могли бы указать, как возможного содала? — коллежский советник не обращал внимания на условности.

Антонина не знала ни одной фамилии. Инициалы «Н.Н.М.», «В.В.П.» и «В.Ф.М.» ей ни о чем не говорили. Про «С.П.В.» пришлось умолчать.

— Когда видели князя последний раз?

— Кажется, когда он привез Петра… — Антонина задумалась, но быстро ожила: — Нет, потом еще раз… А, вспомнила: на прошлой неделе, в четверг.

— Антону тогда предложили стать содалом?

Взрослая барышня вдруг вспыхнула маковым цветом и отскочила разглядывать книжные шкафы. А Николай Карлович от волнения позволил себе четвертую рюмашку.

Невежливый чиновник полиции встал из-за стола, так и не притронувшись к закуске:

— Когда уехал Антон Ильич?

— В четверг же. Я лично посадил его на парижский поезд на Николаевском вокзале, — заверил старший Берс и поспешно добавил. — В восьмом часу вечера, а после поехал на дачу.