Онлайн книга «Формула преступления»
|
Бывший студент говорил слишком правильно, как человек, не имевший живой практики, а все больше изучавший язык по книгам. Однако этих знаний оказалось достаточно. Особенно для Княжевича. Приятный господин издал жалобный звук, как мышь под каблуком городового. Или в когтях филина. Как угодно. — Гаспада! Я прекрасно понимайт руски ежик! — заявил Сампфельд. — У вас, гаспадин… — Ванзаров… — …Фанзароф, очень чисты ежик. Давно такой не слышайт. Литературный… Но моя запись — это моя дело. Клиентов нельзя беспокойть. А ви… — портной оборотился к Викто́ру, — что за шутку тут шутить, Княжеч? Какой жизни смерть? Почему не изволил бить на примерка? Это нарушение! Допускать нельзя. Нужен порядок. Ваша запись на девять тридцать. Пачему опоздайль? У меня каждый час написан. Клиенты ждут. — Карл Густович! — молитвенным образом воззвал Княжевич. — Ну, скажите, что я был у вас! Что вам стоит… — Скажу так: не пришли на примерка. Это нарушений. — Умоляю!.. — Не умоляйт. Не есть порядок. Когда желайте иметь четыре костюм? — Новые одежды вашему клиенту понадобятся теперь не скоро, — ласково пообещал Родион. — Лет эдак через пять-семь, да и то если с каторги вернется. Однако не смеем более отрывать от работы, герр Сампфельд. Теперь буду знать, к кому обратиться за хорошим костюмом. — Да, ви обращайте, как будет угодно! — милостиво позволил Карл Густович. — Славный юный человек! Ежик — как книга! — Auf Wiedersehen, Herr Sumpffeld!.. [21] Княжевич… От треска запираемого замка Викто́р вздрогнул всем телом, словно за ним уже захлопнули тюремную камеру. — Простите… — прошептал он. — Имеются еще алиби в запасе? — спросил Родион дружелюбно. — Я соврал… Это глупо, признаю. Но не мог же вот так сразу, первому встречному, рассказать, что… — Но теперь, когда мы близко познакомились на почве немецкого языка, вам ничто не должно мешать. — Такая глупость вышла… — сказал Княжевич и тут же полез за новой папиросой. — Признаюсь, ловко меня поймали. И говорите так чисто. А еще полицейский… Я все расскажу… Но вы должны пообещать мне, как мужчина мужчине, что об этом не станет известно моей жене… — Обещать ничего не буду, но съездить и проверить можем. Полагаю, это где-то поблизости, — сказал Ванзаров, чем вызвал у старшего городового легкое недоумение. И чего возиться с этим прыщом? Скрутить — и в кутузку. Там все расскажет. С жадностью прикурив от серебряной зажигалки и насытившись дымом, Викто́р сказал: — Да, совсем рядом. На соседней улице… Два шага дойти. Но Ванзаров пожелал проехать. Приняв пассажиров, Спиридон тронул вожжи и отправился в большой объезд через два квартала. На улице, называемой Большой Мастерской, Княжевич попросил остановить у дома несколько обшарпанного вида. Уверенно взбежав на последний этаж, не вынимая папиросы изо рта, приблизился к двери, на которой не было номера. — Надеюсь, она еще дома, — сказал он и размашисто постучал. Ничто не указывало, что гостям здесь будут рады больше, чем у портного. Последовал стук еще более решительный, а папироса полетела в лестничный проем. — Алиса, открой, это я — Викто́р! Я вернулся! Внутри что-то заскрипело, и глубоко старческий голос испуганно спросил: «Кто там?» Княжевич удивленно спросил: — А это еще кто там? Нечасто встретишь гостя, который не узнает хозяев. Блестящий парадокс пришел в голову не только городовому, но и Ванзарову. — Быть может, дом перепутали, этаж или квартиру? — мирно спросил он. — Ничего я не перепутал! — огрызнулся Викто́р. — Глупость какая-то. Позовите Алису! — Да что вам надо… — ответили за дверью. Голос пожилой дамы звучал тихо, но отчетливо, словно говорили в замочную скважину. Нагнувшись, Родион сказал в прорезь: — Будьте любезны открыть. Сыскная полиция. Волшебных слов оказалось достаточно. Створка медленно распахнулась. В первый миг старшему городовому показалось, что лицо хозяйки квартиры зависло в воздухе, как привидение. Болотников оторопел, но сразу понял ошибку. Случился оптический фокус, каким часто пользуются на сцене. На фоне темного проема старушка, одетая в черное монашеское одеяние, казалось, не имела тела. На Ванзарова она смотрела снизу вверх, доставая макушкой ему до груди. Ни страха, ни удивления, ни интереса не появилось в прозрачных глазах. Словно все мирское давно перестало иметь для нее какое-то значение. — Что-то случилось? — спросила она шелестящим, как сено, голоском. Родион представился, стараясь отчетливо проговаривать слова, но, кажется, со слухом у богомолки было в порядке. Она в ответ назвалась матушкой Паисьей. — Госпожа… Извините, матушка Паисья, этот господин, — Ванзаров указал на Княжевича, — уверяет, что сегодня утром с девяти до одиннадцати был у вас. — Какой господин? — не поняла старушка. Ей указали мужчину в мехах. Матушка быстро перекрестилась: — Свят-свят… ересь какая. Одна живу, никого к себе не пускаю. Нечего тут мужчинам делать… — Позовите Алису! — рванулся к проему Княжевич, но на взлете был пойман лапищей городового. Его возвращение напоминало падение спиной в пропасть. Паисья прижалась к косяку: — Грех так старого человека пугать… Что за имя поганское? Какая Алиса? — С вами живет соседка? — спросил Родион. — Или родственница? — Нет у меня никого… Одна я уж три года как… Была у меня доченька, да погубил ее злой человек… Вот какой красавицей была… Из невидимого кармана появилась фотографическая карточка с портретом молоденькой барышни. На вид лет восемнадцать, миленькая, но ничего особенного, брюнетка с мечтательным взором в пышных ресницах. — Вот теперь за спасение ее души и молюсь… Ничего у меня в жизни не осталось… А этого… — матушка бросила взгляд на шубу, — не видела и знать не желаю. Ирод и изверг. Как земля таких носит… Как встала, так с утра и молилась. — Лжешь, старая карга! — завопил Княжевич, совершенно выйдя из себя. — Ванзаров, загляните внутрь, там диван стоит в цветочек и занавес, расписанный драконами, за ним! Проверьте! Это обман! Она лжет! Болотников успокоил разбушевавшегося господина, встряхнув за плечики. Викто́р затих, но повторял: «Обман, мерзкий обман». — Вы позволите только мне заглянуть? — спросил Ванзаров. Ему беззвучно уступили дорогу. |