
Онлайн книга «Государевы конюхи»
![]() В тех рядах, где бабы торговали рукодельем, послышался радостный визг — весело ругаясь и перекликаясь, торговки прибирали с лавок и с рундуков свое шитье. И если бы Стенька мог улыбнуться еще шире, он бы непременно постарался. Однако шире просто уж было невозможно. И тут стряслось-таки неладное. Стенька не мог бы объяснить внятно, что такое он услышал, что разобрал в общем галдеже. Однако вошла в душу тревога — не так звучали невнятные голоса, ох, не так! Он развернулся и поспешил к краю площади — туда, где стояли распряженные сани, укрытые рогожами, туда, где тяжеловесно суетились, склонившись над передком одних саней, люди. — Расступись! — гаркнул Стенька. — Что за шум? О чем лай?! Как раз перед ним было необъятной ширины гузно. Мужик в синей, колом стоящей шубе нагнулся, вытаскивая что-то из саней, и больше всего был похож на широкий стол в приказе — тот, правда, не синим, а зеленым суконцем обычно покрывали. Наконец он распрямился и повернулся к Стеньке. На руках у мужика был ребенок, парнишка лет десяти, с таким белым личиком, какого у живых не бывает… Парнишечка сжался каменным комком. Замерз он, видать, ночью — отогревать бесполезно, на ресницах — иней, вокруг ноздрей и рта — маленькие сосульки. Смотреть на него было невозможно — жалость прошибала. — Где ты его взял? — с ходу напустился на мужика Стенька. — Да рогожу откинул, войлок приподнял… — А он-то и там! — добавила баба в рогатой кике и закивала мелко-мелко — видать, от страха. — Господи, спаси и сохрани! — воскликнула другая, крестясь. — Вот страсти-то! Дитя в санях замерзло! — Товаришко припрятать от снега хотел, а он-то и там… — Чей парнишка — не знаешь? — спросил для порядка Стенька. — Отродясь не видывал! Случившийся тут же инок неведомой обители пробился ближе и протянул к парнишке руки. — Может, и не помер еще? — с отчаянной надеждой в светлых глазах спросил инок. — Может, с Божьей помощью, и ототрем? Раздеть его надо, ощупать! Вы куда, бабы? Помогите же, Христа ради! Но обе женки откачнулись от мертвого тела. — Вот дуры! — прикрикнул на них Стенька. — Креста на вас нет! Но, вдруг поверив иноку, сам проникся надеждой и стал как мог быстро расстегивать шубенку. Из-за пазухи выпали и ударили его по ноге какие-то дощечки. Инок нагнулся, поднял — и толкнул Стеньку в бок. — Слышь-ка… Это в приказ снести надобно… Стенька прижимал ухо к груди ребенка, все больше и больше убеждаясь, что помощи не требуется никакой. Он кинул взгляд на дощечки, вовсе не желая их разглядывать, а чтобы с полным основанием послать навязчивого инока туда, куда в таких случаях всякому русскому человеку посылать навычно. И увидел буквы… Дощечек было несколько, широких и плоских, тоньшины такой, что даже непонятно делалось, как их только вырезали. Сшитые ремешком, они представляли собой что-то вроде книжки. — Что за притча! — изумился он. Инок же раскрыл деревянную книжицу, свел негустые бровки, пытаясь прочитать первую строку — да и поднял на Стеньку светло-голубые удивленные глаза: — Не по-нашему писано-то… — Со мной пойдешь, донесешь до приказа, — велел Стенька мужику, что обнаружил в санях замерзшего парнишку. — Сказку от тебя отберем — кто таков, как к тебе в розвальни мертвое дитя попало… — Да я откуда знаю! — воскликнул в отчаянии мужик. — Вчера еще ничего там не было! Он не иначе как ночью туда забрался! — С чего бы ночью туда забираться? — спросил Стенька и наконец-то соблаговолил приглядеться к буквам. — Как это не по-нашему? Вот же тебе… И замолчал. Он хотел назвать знакомую, хотя и странно выписанную, словно коротким лезвийцем вырубленную черную букву положенным ей именем, но вдруг понял, что и «глаголь» не туда нацелен клювиком, и «живете» — странного вида, а прочие знаки вообще ни в одной прописи не встретишь… И более того — строки лежали не поперек деревянных страниц, а вдоль их, так что и держать диковинную книжицу следовало необычным образом. — Говорят тебе, тащи в приказ! — велел инок. — Да ты кто таков!.. — начал было Стенька, но инок, видать, человек опытный, сунул ему в руки находку и, не говоря ни слова, нырнул в толпу. Оно и верно — кому охота с Земским приказом связываться?.. — Пошли, что ли? — И Стенька, раздвигая скопившуюся толпу, пошел к приказу, а мужик с парнишкой — за ним. Земский приказ имел особую избу со двором, где выставлялись для опознания поднятые на улицах мертвые тела. Туда-то и хотел доставить Стенька мертвого парнишку. Наверняка ведь родные ищут! Парнишка с виду не сирота — шубенка крепкая, сапоги хоть и великоваты на вид, но справные, не лапти с онучами! Что же тот парнишка ночью на торгу в санях-то искал? В пустых распряженных санях?.. Или кто его туда уже мертвого сунул?.. При мысли, что нашелся на Москве аспид, убил ребенка и спрятал труп, Cтеньку передернуло. И тут же он сам себе возразил — в сани-то зачем? Ночью снег шел — подкопай сугроб, как все делают, да и сунь, да и завали снежными комьями, да еще сверху присыплет, оно и незаметно выйдет! После Пасхи лишь и обнаружится… Так нет же — в сани!.. Деревнин встретил их на крыльце. Он явно собрался уходить — коли бы в Кремль побежал, так выскочил бы без шубы, в одном подбитом заячьим мехом длинном кафтане. — Чем разжился, Степа? — благодушно обратился он. — Вот, мертвое тело в санях нашлось, сказку отобрать надобно. — У тебя, что ли? — спросил подьячий мужика. — Ну-ка, покажи… Он поглядел в неживое лицо парнишки и громко, горестно вздохнул. — Царствие небесное! Какая же это дурища-бабища дитя на ночь глядя в дом не загнала?.. — Вот и я толкую — не сирота! — добавил Стенька, хотя ни слова еще сказать не успел. Мужика препроводили в избу, что жалась к самой кремлевской стене, и там лишь избавили от тела. Парнишка был помещен на соломе, между молодой еще женкой с разбитой в кровь головой и старым, раздетым до исподнего человеком. Судя по тому, что уши у несчастной женки были разорваны, а на руках недоставало пальцев, погибла она из-за украшений — кто-то, видя, как впотьмах возвращается домой, позарился на сережки с перстеньками. Старый же человек мог попросту пропиться в кружечном дворе до нательного креста и замерзнуть по дороге домой исключительно через свою глупость. Велев смотрителю раздеть тело и убедиться, что парнишка доподлинно замерз, а не погублен рукой человеческой, Стенька с Деревниным поволокли очумевшего от неприятности мужика в приказ — отбирать сказку. |