Онлайн книга «Государевы конюхи»
Данила покосился — Богдаш явно готовился перечислять его боевые подвиги, включая вчерашний позор. Однако Желвак опять словно на самой грани удержался. Как всегда, конюхи вышли Боровицкими воротами. Тимофей зашел в церковку Рождества Иоанна Крестителя, устроенную тут же в воротах, и пробыл там столько, что Семейка отправился его вызволять. — Ты тоже за ним присматривай, — велел Богдаш Даниле. — Великий пост на носу, а он как редьку с квасом есть начнет, так сразу душой возносится и в обитель проситься начинает. Я ему покажу обитель!.. — Так коли душа туда рвется? — Ты его, пса бешеного, не знаешь. Он в обители недели две, много — три поживет, кто-нибудь ему слово поперек скажет, и он, Тимофей, всю обитель по камушку разнесет. Сам опозорится и Аргамачьи конюшни опозорит! Дойдя до Водовзводной башни, конюхи повернули налево и поверху, по-над рекой, отправились туда, где шумел народ и вовсю били накры. — Как бы узнать — кто на льду? — спросил Тимофей. Богдаш и Семейка разом поднесли к глазам сложенные крышечкой ладони. — Ямщики, что ли? — Нет, это, видать, Харлама Обросимова стенка, он в прошлом году с Одинцом выходил, в этом сам молодцов грозился собрать… Вон он, Харлам, в челе стоит, вон его бородища! — Да не Харлам это… Подошли поближе. — Точно — Харлам! А против него — гляди, Данила! — зазнобушка твоя, Трещала с братией! — В который раз сходятся-то? — спросил Тимофей забравшегося чуть ли не на подошву кремлевской стены парнишку. — В первый! Да это бой нестоящий! — как знаток отвечал парнишка. — Не бьются — отдыхают! — Ишь ты! Сам бы вон вышел на лед да и отдохнул! — одернул знатока Тимофей. — А парнишка прав, — приглядевшись, заметил Семейка. — У Трещалы завтра-то главный бой. Одинец своих бережет, а этот, гляди, на лед выводит, да такого противника сегодня выбрал, чтобы вполсилы с ним биться. Ты что, свет? Или что увидел? Это относилось к Даниле. — Пока они тут воюют, пойти бы да отыскать у Трещалы эту треклятую грамоту… — прошептал Данила. Семейка и Желвак, пораженные замыслом, переглянулись. — А как ты ее собрался искать, свет? — тихонько спросил Тимофей. — Ты хоть раз в жизни выемку-то делал? — Я не делал, а вы? Конюхи уже все втроем переглянулись. — А нам доводилось, — ответил за всех Семейка. — Полагаешь, они ее дома держат? — А больше негде. Не с собой же берут… С собой деревянную книжицу — такую, какой она представлялась конюхам по столбцам Земского приказа, — взять можно было разве что за пазухой. Но при этом она оказывалась в гораздо большей опасности, чем если бы лежала дома за печью, под сундуком или в ином труднодоступном месте. — А коли у соседей хранят? — не унимался Семейка. — Завернули либо в мешок с каким добром сунули, отдали все вместе на сохранение… Да любой боец мог ее домой унести! — А коли Томила не врет и у них вовсе той грамоты нет? — внес свою долю сомнений Богдаш. — А коли сыщем? — вдруг спросил Тимофей. — Хоть что-то же делать надобно! И все поглядели на Данилу. Как-то так вышло, что о пропавшей грамоте больше всех именно он беспокоился, пробовал подобраться к ней на разные лады, и такое поведение парня было в укор куда более опытным конюхам, который день не умевшим выполнить поручение дьяка Башмакова. — Так что, пойдем, что ли, товарищи? — Богдаш обвел конюхов веселым взглядом, таким, что сразу сделалось ясно — коли Семейка и Озорной откажутся, он не откажется! — Ин ладно! — усмехнулся Семейка. — Сейчас по льду извозчики не бегают — придется через Кремль к Никольской выходить, там уж точно поймаем. — А почему не бегают? — Данила лишь теперь обратил на это внимание. — Река-то широкая, во-он там, вдоль того берега, и могли бы… — А там бани, свет! Ты ведь сам туда к Авдотьице бегал! — объяснил Семейка. — Они горячую грязную воду под лед спускают, и лед там ненадежный. Ну, так идем, что ли? До Яузы добирались так: Семейка забежал в домишко при конюшнях, где они с Тимофеем жили, вернулся с каким-то добром за пазухой, потом вышли не к Никольским воротам, а к Спасским, пересекли Красную площадь (у самой опрятной на торгу блинни застряли — съели по горячему блину с икоркой!), вышли на Ильинку, и уж там остановили пьяненького ямщика с подходящими санями. Не доезжая Трещалина двора, его отпустили и подошли с бережением. — Тихо… — шепнул Тимофей. Конюхи замерли, прислушиваясь. Но за высоким забором голоса не звучали. — Все, что ли, ушли? — спросил Богдаш. — И бабы, и дети? — Как же им не пойти на своих поглядеть? — усмехнулся Семейка. — Вся Москва сейчас на реке… Тимофей несильно стукнул по забору. Раздался собачий лай. — Миа-а-а-ау! — очень похоже протянул Семейка и добавил чуть более свирепо: — Уа-а-ау-у-у! Пес, возмущенный такой наглостью, вмиг оказался у забора и стал с той стороны бросаться на доски. — Здоров, сучий сын! — заглянув в щелку, оценил сторожа Семейка. — Ну да ладно — управимся! — А как? — подал голос Данила. Приведя товарищей на Яузу, он все больше молчал, предоставляя действовать им, и правильно делал, потому что конюхи знали, как правильно производить выемку, а он пока — нет. — Аль я не татарин? Семейкины слова Данила понял, когда Богдаш отвлек пса, двигаясь вдоль забора и постукивая, а Тимофей подставил товарищу сложенные, как для принятия иерейского благословения, ладони в меховых рукавицах. Семейка птицей взлетел на забор и соскочил во двор. Несколько мгновений спустя пес захлебнулся лаем. — Долго мне ждать?! — прикрикнул на Данилу Тимофей. Оказывается, он и парню уже подставил руки, чтобы переправить его в Трещалины владения. Данила соскочил в глубокий снег и понял, что произошло: Семейка накинул кобелю на шею аркан, петля захлестнулась довольно туго, а конюх, быстро передвигаясь по дуге и сбивая пса с толку, все выбирал и выбирал веревку, норовя приблизиться к сторожу сбоку. Данила захлопал в ладоши, пес, обезумев, рванулся к нему, и тут Семейка неожиданно оказался на кобеле верхом, одной рукой натягивая аркан, другой держа сторожа за лохматое ухо. — Скорее, Данила! Палку! Вон полено! Да берегись! Пса взнуздали поленом, веревку завязали хитрым узлом, дотащили сторожа до забора и набросили петлю на кол, а конец веревки перекинули на ту сторону. Теперь он уже не мог встревожить лаем соседей и помешать выемке. — Да, поди, напрасно старались, — сказал Семейка. — Все соседи пошли на бои смотреть. Разве какой безногий дома остался, и то — вряд ли. Открой, Данила, калитку, впусти Богдашку с Тимошей. А я пойду погляжу… |