
Онлайн книга «Государевы конюхи»
— И ничего больше? — удивился земский ярыжка. — Есть одна зацепка. Та баба вроде сказала, что бежала от Никитской, да не хотела торговыми рядами, что на Красной площади идти, побоялась, и то — мало ли кто там может оказаться, лавки-то полны товара, а замок сбить — невелика наука… Вот я и прикинул, что ежели с Никитской через ряды бежать, как раз на Варварку и прибежишь… Ладно, Степан Иваныч, тут ты нам не помощник, сами мучаться будем… Куда он, обалдуй, запропал? Неужто нашел? Ступай себе, Степан Иваныч, с Богом, в одну сторону, а я — в другую… Стенька почуял, как акишевские денежки плывут мимо рук! Коли бы Деревнин помог сыскать доказательство, что Родька тещу не убивал, то ему и было бы уплачено. А коли Акишев сам доказательство раздобыл — за что же Деревнину платить?.. Напрочь позабыв о зашитой в душегрею кладовой росписи на тысячи погребенных в каком-нибудь овраге рублей и помня только про те пять-шесть алтынов, что в самом наисквернейшем случае мог он заработать в деле Акишева, Стенька заступил старику путь. — Назарий Петрович, не спеши меня гнать! Вы тут без меня и точно намаетесь! А я ведь ту женку, у которой душегрея была, сыскал! А звать ее Марьицей Сверчковой, а живет она у князей Обнорских, и двор этот тут же, рукой подать! И коли мы вместе пойдем, да ту Марьицу сыщем, да в приказ к нам ее доставим, то сразу, может, и окажется, что твой Родька чист! Дед, услыхав такую новость, высказался внятно и кратко, одна беда — матерно. — Идем, идем! — принялся торопить его Стенька, выказывая неслыханное усердие. — Я много про ту Марьицу знаю! Я знаю, куда она душегрею относила да откуда она ее уносила! Я за той Марьицей уж который день по следу иду! Тут Стенька едва не брякнул «С самого Рождества!», да вовремя спохватился, Рождество-то месяц назад, поди, было, кабы не больше! Но ему очень хотелось показать свою деятельность и навести деда на мысль об отдельной плате тому, кто по этому делу ходил, ноги бил, ночей недосыпал… м-м-м-да-а… Еще ведь с треклятой рубахой разбираться!.. Тут лишь до Стеньки дошло, что в присутствии деда с его обалдуем выручить рубаху будет трудновато. Наедине бы можно с бабой про плутни ее доченьки потолковать, а при посторонних как? — Так идем скорее! — заторопил дед Акишев. — Вон мой дурень-то возвращается! И замахал нескладному парню рукой в большой меховой рукавице — ступай, мол, сюда, скорее! Тот подбежал. — Ну, сыскал? — спросил дед. — Вроде бы похожее место, — отвечал парень. — А может, и не оно. — Вот кому кланяйся! — велел дед, указывая рукавицей на Стеньку. — Вот кто наш благодетель! Вот кто тот двор и ту бабу давно сыскал, а мы-то слоняемся вокруг да около! Вот кто нас из тяжкой беды выручил! Стенька приосанился — не часто его так громко и истово хвалили. Но поклона от парня не дождался, тот лишь насупился и нехорошо поглядел из-под черных бровей. — Ну так пойдем, что ли? — видя, что от упрямого Данилки слова не добьешься, напомнил дед. — Ты, Степан Иванович, на него не гневайся, он у нас с придурью. Стенька и дед Акишев пошли вперед, Данилка — следом. Остановились у красивых ворот. Они были приоткрыты, и человек шесть сытых, румяных молодцов, опираясь о забор, переговаривались, задевали всякими словечками прохожих баб и девок, кричали пакости вслед проезжавшим саням. Держать у ворот стаю таких нарядных красавцев и дармоедов было для бояр и князей делом чести и достоинства. Примерно таким же, как откармливание котов — у подьячих. — Да не сюда же, — вдруг негромко воскликнул Данилка, но дед и Стенька его и слушать не пожелали. — Тут, что ли, двор князя Обнорского? — спросил Стенька. — А какая тебе нужда? — нелюбезно отвечал один из парней, но другой, постарше, вмешался: — Это ж земский ярыжка! Его за делом послали. Тебе кто нужен-то? — Велено сыскать женку, Марьицу Сверчкову, и привести в приказ, чтобы у нее сказку отобрать, — строго, как положено человеку служивому, объявил Стенька. — Марьицу-то? Ну, сегодня это у тебя не выйдет, уехала Марьица, — сказал собеседник. — Вчера как укатила, так по сей день нет! Твое счастье, что я видел, как она в сани садилась. — К дочери на Никитскую, что ли, поехала? — показал осведомленность Стенька. — Куда поехала — Бог ее грешную душу ведает, а приезжала за ней точно не дочь. Дочь-то мы знаем! Молодцы у ворот переглянулись и заржали. Стеньке сделалось не по себе — батюшки светы, с кем связался?!? — Так за ней приехали? — Как за боярыней — в возке! И вышла-то девка невысоконькая, и стояла тут, пока Марьица к ней вышла, а в возке-то сидела такая пава! Как дверца отворилась, я видел. Говорят, Анна Морозова хороша… Стеньке опять сделалось не по себе — надо же, какую гулену за боярыню сдуру принял! — …а та, что в возке, поди, лучше будет. Брови черные, глаза — как уголья, лицо такой красы, что дивно делается… — И увезла? — переспросил Стенька, собираясь уточнить подробности, но тут дед заорал: — Стой! Стой, оглашенный! Куда-а-а?!? Стенька резко обернулся. Данилка удирал от ворот! Он бежал вровень с извозчичьими санями, очевидно, сговариваясь на ходу, потом довольно ловко вскочил в те сани — и раздался свист, и конь прибавил шагу! — Совсем умом повредился! — возмущенно сказал дед Акишев Стеньке. — То ему двор не тот, а то и вовсе сбежал! Может, и впрямь у него с головой что-то сделалось? — Сделалось! — подтвердил не менее возмущенный Стенька. — Гляди — подожжет твой обалдуй Аргамачьи конюшни! И тут же кинулся расспрашивать прохожих: — Люди добрые, никто не слышал — докуда тот молодец с извозчиком сряжался ехать? — Без ряды поехали, — подсказал какой-то мужик. — Он просто велел на Неглинку везти. — К девкам, что ли? — удивился дед Акишев. — То-то мне странно показалось, что его те девки одели-обули! Что-то тут нечисто! С ворьем, не иначе, связался! Еще не понимая, зачем, действуя по единому наитию, Стенька остановил другого извозчика: — За алтын до Неглинной свезешь? — И цен-то таких нет! — отрубил извозчик. — Я цены не хуже твоего знаю! Садись, Назарий Петрович! А то, гляди — давно до вас, извозчиков, Земский приказ не добирался! Вот как соберется государь указ написать, чтобы со всех извозчиков поручные записи брать — тут-то вы и наплачетесь! Видя, что седок попался осведомленный, извозчик торговаться не стал. — Перед нами один такой только что уехал, — сказал, уже полулежа в санях, Стенька. — Коли догонишь — еще деньгу набавлю. |