Книга Заговор бумаг, страница 35 – Дэвид Лисс

Я не мог удержаться от смеха.

— Я поражен, Мендес. Ты меня удивил.

Он поклонился, как раз когда ко мне подошел дядя.

— Пойдем домой, Бенджамин? — Он поклонился моему собеседнику. — Шабат шалом, мистер Мендес, — обратился он к этому злодею с традиционным приветствием.

— И вам того же, мистер Лиенцо. — Мендес снова усмехнулся. — Шабат шалом, мистер Уивер, — сказал он и смешался с толпой.

Мы шли молча, прежде чем я заговорил.

— Откуда вы знаете Мендеса? — спросил я дядю.

— В Дьюкс-Плейс живет не так уж много евреев, чтобы не знать их всех. Я его часто вижу у синагоги. Не слишком праведный, вероятно, но посещает синагогу довольно регулярно, а это в Лондоне кое-что значит.

— Но вы знаете, кто он? — продолжал я.

Дяде пришлось повысить голос: мимо синагоги как раз проходил уличный разносчик и забавы ради принялся громогласно предлагать евреям пирожки со свининой.

— Конечно. Но это не все знают. Спроси у людей, и они скажут, что он работает дворецким у какого-то важного человека. Но, понимаешь, иногда я получаю партию товара, который не совсем законен, и, если не находится покупателя, мистер Мендес может предложить мне приемлемую цену по поручению своего хозяина.

Я не верил собственным ушам.

— Вы хотите сказать, дядя, что имеете деловые связи с Джонатаном Уайльдом? — Я назвал имя шепотом, так что дядя не сразу понял, что я сказал.

Он виновато пожал плечами:

— Это Лондон, Бенджамин. Если мне надо продать определенный товар, у меня порой нет покупателя, а мистер Мендес неоднократно оказывал мне помощь. Я никогда не имел дела непосредственно с этим Уайльдом и не собираюсь иметь, но Мендес был очень полезен.

— Вы не представляете, как рискуете, имея дело с Уайльдом даже через посредника, — почти шепотом сказал я.

— Мистер Мендес говорит, что в определенных сферах коммерции нельзя обойтись без Уайльда. Из опыта знаю, что это правда. Конечно, я слышал, что Уайльд — опасный человек, — сказал он, — но полагаю, Уайльду известно, что я тоже определенно могу быть опасным человеком.

Когда дядя говорил эти слова, он был очень серьезен.

Мы вернулись домой и пообедали хлебом, холодным мясом и имбирными кексами, приготовленными накануне. Мириам с тетей сами подавали еду, а когда мы закончили, отнесли посуду на кухню, чтобы слуги могли ею заняться после заката солнца.

Мы с Мириам перешли в гостиную, и я был удивлен, что ни дядя, ни тетя не пошли за нами. Мириам была в тот день ослепительна в платье цвета индиго с нижними юбками цвета слоновой кости.

Я спросил Мириам, не выпьет ли она со мной бокал вина. Она вежливо отказалась и села в кресло с томиком.«Илиады» в переводе мистера Поупа, о котором я часто слышал, но так и не удосужился прочитать. Я налил себе мадеры из симпатичного хрустального графина и, напустив на себя задумчивый вид, устроился напротив неё, чтобы можно было наблюдать за выражением ее лица, когда она читает. У меня не было намерения беззастенчиво рассматривать ее, поскольку нельзя сказать, что я был вовсе незнаком со светскими манерами, но не мог отвести взгляда от ее темных глаз, скользивших по строчкам, и алых губ, которые она поджимала, когда ей что-то нравилось.

Вероятно увидев, что я не свожу с нее глаз, Мириам отложила книгу, аккуратно отметив место, где остановилась, узкой полоской ткани. Она взяла лежавшую рядом газету и стала ее просматривать, оживленно переворачивая страницы.

— Вы очень обрадовали дядю тем, что пришли сегодня, — сказала она, не глядя на меня. — Он только об этом и говорил за завтраком.

— Я поражен, — сказал я. — Откровенно говоря, я не подозревал, что ему есть до меня хоть какое-то дело.

— Что вы, он, как вы знаете, чрезвычайно ценит верность семье. Я думаю, он вообразил, что может вас исправить. Под этим подразумевается, что вы переедете в Дьюкс-Плейс, будете регулярно посещать синагогу и получите должность в его компании. — Она молчала какое-то время, листая газету. Наконец она посмотрела на меня, ее лицо было непроницаемым. — Он сказал мне, что вы напоминаете ему Аарона.

Я не решился ни согласиться, ни возразить вдове Аарона.

— Он сказал мне то же самое.

— Возможно, есть какое-то внешнее, родственное сходство, но мне показалось, что вы человек другого склада.

— Должен с вами согласиться.

Опять воцарилась тишина — таких неловких пауз было немало в нашей беседе. Ни один из нас не знал, что сказать. Наконец она начала новую тему.

— Вы посещаете танцы и балы и тому подобное? — Это был случайный вопрос или, возможно, имевший целью казаться случайным. Она говорила медленно, не поднимая глаз.

— Боюсь, я чувствую себя не в своей тарелке на подобных мероприятиях, — сказал я.

Она улыбнулась, давая понять, что у нас есть общий секрет.

— Ваш дядя считает, что лондонское общество не подходит для благовоспитанных еврейских женщин.

Я не понял, что она хотела мне сказать.

— Вага дядя, возможно, прав, — сказал я, — но если вы с ним не согласны, что вас держит здесь? Вы совершеннолетняя, и у вас, как я полагаю, есть собственные средства к существованию.

— Но я решила оставаться под защитой этого крова, — тихо сказала она.

Я не понимал ее выбора. Вдове с таким положением, привыкшей к изысканной одежде, еде и обстановке, обошлось бы недешево поселиться одной в собственном доме. Я не знал, какое состояние Аарон оставил Мириам. Когда они поженились, ее наследство перешло к нему, и трудно было сказать, сколько он мог оставить моему дяде, или проиграть, или потерять в какой-нибудь сделке, или потратить иным образом, как это умеют делать мужчины в Лондоне, проматывая свое состояние. Вероятно, независимость ее не интересовала. Если это так, тогда Мириам просто ждала подходящего поклонника, чтобы перейти из рук свекра в руки нового мужа.

От мысли, что Мириам несвободна, что она чувствует себя в доме моего дяди как в тюрьме, мне стало неловко.

— Уверен, дядя желает вам самого лучшего, — сказал я. — Нравились ли вам городские развлечения, когда был жив ваш муж?

— Его торговля с восточными странами требовала долгого отсутствия, — сказала она без всяких эмоций. — Мы провели в обществе друг друга всего несколько месяцев, пока он не отправился в путешествие, из которого не возвратился. Но в то время его отношение к развлечениям было сходным с мнением его отца.

Из чувства неловкости я, оказалось, впился ногтем большого пальца в указательный. Мириам поставила меня в затруднительное положение и наверняка прекрасно это понимала. Я сочувствовал ей из-за того, что она лишена свободы, но не мот пойти наперекор правилам, которые установил мой дядя.

— По собственному опыту могу сказать, что лондонское общество далеко не всегда гостеприимно в отношении людей нашей расы. Представьте, как бы вы себя чувствовали, если бы пришли в кафе и заговорили с молодой любезной дамой, с которой вам захотелось бы подружиться, а потом бы оказалось, что она презирает евреев?