Книга Укротитель Медузы горгоны, страница 20 – Дарья Донцова

– Вот еще! – фыркнула красавица. – Не стану эту гадость употреблять, я к растворимому дерьму из автомата не прикасаюсь.

Робертино схватил Мишу за руку и потащил в сторону мойки.

– Так куда ваш кофе деть? – повысила голос манекенщица.

Роб обернулся.

– Положи его в жопу! Не мешай работать!

«Вешалка» ойкнула и удрала. Бризоли усадил Невзорова в кресло перед раковиной и включил воду.

– Майк, как температура? Или погорячее открутить?

– Делай, что хочешь, – сдался Михаил и закрыл глаза, – мне уже все по барабану.

– Супер! Ты играешь в группе? – восхитился Бризоли. – Чак Берри! [6] Рок-н-ролл! Ринго Старр!

Я, сдвинув в сторону шмотки Миши, села на диван и вздохнула. Пусть кто-нибудь другой объяснит Робертино, что русское выражение «все по барабану» не имеет к музыке ни малейшего отношения.

Через полтора часа Робертино обошел пару раз вокруг Михаила и закатил глаза.

– Он прекрасен! Супер!

– Огромное тебе спасибо, – сказала я, – ты очень нам помог.

– О! Последний поцелуй! – подпрыгнул Роб.

Невзоров быстро спрятался за мою спину. Бризоли схватил со столика флакон и щедро опрыскал моего «жениха».

– Что за дрянь… – простонал Миша.

Робертино сгорбился и понес духи на место.

– Потрясающий запах! – закричала я. – Роскошная композиция, будит воспоминания о лете в Риме.

– Милая, ты угадала, – встрепенулся Бризоли, – мой первый парфюм так и называется – «Римские каникулы».

– Восхитительно! – не умолкала я. – Побрызгай мне на запястье. М-м-м… Буду весь день нюхать.

– А ему не понравилось, – снова расстроился Робертино. – Наверное, я рано выпустил аромат из лаборатории. Это мой первый опыт парфюмера.

Я покосилась на Михаила. Надеюсь, парень сообразит, как ему нужно поступить.

Невзоров криво улыбнулся:

– Ты меня неверно понял. Я в восторге! Супер! Слово «дрянь» у нас говорят, когда… ну… Это вроде похвалы.

Лицо Робертино разгладилось.

– О, загадочный русский язык! Трудно в нем до конца разобраться. Вот, например, фраза: «Получи от меня привет». Она ласковая. Но если просто произнести: «Получишь у меня», выходит угроза.

– Ничего, скоро освоишь все нюансы, – приободрила я Бризоли.

– И вот вопрос – что такое жопа? Комод? Шкаф? – спросил Бризоли. – Или тумбочка? Ящик?

– Хм, у кого как, – сдавленным голосом произнес Михаил, – у некоторых натуральный письменный стол, два на два метра.

Я взяла Робертино под руку.

– Милый, понимаешь, жопа – это то, на чем человек сидит.

– О! – ахнул Бризоли. – Как интересно!

– Но лучше тебе это слово не употреблять, – предостерегла я. – Это не то чтобы очень неприличное ругательство, но и не совсем комильфо, вроде французского «cul».

– Больше не стану! – замахал руками итальянец. – Зачем тогда Марина мне посоветовала все туда класть?

– Некоторые люди спокойно произносят грубости, – пожала я плечами. – Ты просто запомни: в приличном обществе неуместно говорить о жопе.

– Спасибо, Степа! – с чувством произнес Бризоли. – Можно я тебе звонить буду, если возникнут проблемы с лексикой?

– Конечно, – разрешила я, – всегда пожалуйста.

– У тебя пакета не найдется? – спросил Миша. – Хочу свою одежду забрать.

– Дорогой, лучше подари ее клошарам [7] , – посоветовал Робертино, протягивая Михаилу связанную из разноцветных полос сумку. – Она ужасна и тебе не по размеру.

– А простого полиэтиленового пакета, какие в супермаркетах дают, нет? – вздохнул Невзоров. – Ты мне слишком супериссимо котомку даешь.

– Эти изделия в летнем сезоне на пике мужской моды, – улыбнулся Бризоли, – взять в руки что-то другое нелепо.

Миша молча принялся запихивать в сумку свои шмотки.

Роб выхватил у него пиджак.

– Не так, дарлинг, а то потом он не разгладится. Рукава сюда, спина, борт… Опля!

– Ловко у тебя получается, – восхитился Миша, – я так не умею.

– Зато ты ловишь бандитов, а я умру от страха, увидев грабителя, – сделал ответный комплимент стилист. – Можно задать последний вопрос? Не желаю вас обидеть, но хочется разобраться в менталитете людей, среди которых я собрался прожить не один год. У всех народов есть национальные привычки. Вот итальянцы очень зависимы от мамы. Мама для нас все! Французы жадные, вечно экономят. Я своим вопросом вас обидеть не намерен.

– Спрашивай, наконец, – поторопил Миша.

– Итальянцы без мамы жить не могут, французы жадные, американцы всякую дрянь вроде гамбургеров едят, – повторил Бризоли, – и я уже запомнил, что «жопа» не совсем приличное слово. Но, плиз, объясните мне, зачем туда русские носки и всякие вещи кладут? Как они у вас там помещаются?

Я стиснула зубы, Невзоров прикусил губу, потом, едва сдерживая смех, ответил:

– Козлова тебе лучше растолкует.

И быстро выскочил за дверь под аккомпанемент своего мобильного.

– Я что-то не то сказал? – растерялся Робертино.

– Извини, нет времени, чтобы тебе все объяснить, – тоже пытаясь не расхохотаться, ответила я. – Сделай одолжение, более никому не задавай этого вопроса. Забудь злополучное слово, и все. И вообще, не повторяй глупости, которые говорит Марина, лучше сразу звони мне. О’кей?

– О! Степа! Обожаю тебя! – засуетился Робертино. – Сейчас в качестве подарка… моменто…

Не успела я моргнуть, как Бризоли щедро опрыскал меня духами.

– Вот, дарлинг, презент от создателя аромата.

Я рассыпалась в благодарностях и выскочила в коридор. Увидела, что Миши нет, прошла вперед до того места, где галерея поворачивает налево, и услышала тихий голос Невзорова:

– Сколько можно трезвонить? Объяснял сто раз, я на работе, не могу с тобой сюсюкать. И как ты себе это представляешь? Бросаю труп и еду с тобой в кафе? Что? Ладно, давай встретимся. Я тебе эсэмэску пришлю. Честное слово! Просто был занят. Все, больше не дергай меня. Хорошо. Выкинь глупости из башки! Ну да, я тебя тоже люблю.

Последние слова Михаил бормотнул скороговоркой. Я на цыпочках отошла назад, потом крикнула:

– Эй, ты где?

Невзоров выглянул из-за поворота.

– Тут. Спрятался от Робертино. Хотя он вовсе не противный, только много болтает.