Книга Щепки плахи, осколки секиры, страница 107 – Юрий Брайдер, Николай Чадович

— А я здесь при чем? — буркнул тот.

— Дорогу покажешь. Я здешние места слабо знаю… И с братом заодно свидишься.

— Велосипед, положим, у меня есть… — похоже, Рысак уже смирился со своей участью. — Могу взять на раму. Вот только выдержит ли он?..

— Выдержит, он ведь железный… Да и дорога не особо дальняя…

Поле за речкой Тонвой, крутые берега которой до сих пор хранили следы рачьих нор, действительно было плоским, как аэродром. Судя по жалкому состоянию растительности и многочисленным коровьим лепешкам, здесь еще совсем недавно пасся скот.

Посреди поля сидел человек и строгал палочку. Завидев приближающихся велосипедистов, он встал и дружески помахал сдернутым с головы черным колпаком.

— Рога у твоего братца как у племенного бычка, — сказал зоркий Зяблик.

— Я же говорю, что давно он у них… Ты меня лучше здесь подожди, а я выясню, что к чему.

Братья перекинулись всего парой слов, после чего велосипедист повернул назад, а пеший побежал к опушке ближайшего леска.

— Сейчас твой приятель будет здесь, — сказал Рысак, соскакивая с велосипеда.

— Он мне не приятель, — Зяблик покачал головой. — С ним даже тамбовский волк не стал бы компанию водить, потому что волк скотину только с голодухи режет. Если ему кто-то и приятель, так это хорек. Уж тот-то, когда в курятник ворвется, всех кур передавит, хотя ему самому и одной много.

— Стало быть, враг он тебе?

— Еще какой!

— Зачем же тогда стрелку накидывать?

— Одурачить меня хочет. А я его — списать в расход.

— Драться будете?

— Будем. Ты мне в спину не ударишь?

— С чего бы это?

— Из-за брата.

— Братья у людей есть. А у рогатых только папаша. Один на всех… Отрекся брат от меня давно… Вон они чешут!

Из леса показались два бегущих человека. Один — в котором Зяблик вскоре узнал Ламеха — все больше и больше опережал другого. Это означало, что в преддверии столь ответственной встречи предводитель аггелов подкрепился изрядной порцией бдолаха.

— Дело пахнет швыром (Дело пахнет швыром — ожидаются неприятности.), — пробормотал про себя Зяблик.

— Что? — встрепенулся Рысак.

— О, Боже! — Зяблик закатил глаза. — Неприятностями пахнет! Простых слов, блин, не понимаешь…

Они сошлись вчетвером посреди поля, и братья сразу же отвалили в сторону, чтобы не мешать разговору бугров.

А они этот разговор все не начинали, а только молча буравили друг друга гляделками, словно испытывая на душевную стойкость.

— Что вылупился? — поинтересовался Ламех с недоброй усмешкой. — Съесть меня хочешь?

— Тебя бы и шакал есть не стал, упырь рогатый, — сказано это было от души.

— Ты малолеток тянул, а потом их запеживал… До сих пор в толк взять не могу, почему тебя блатари в зоне не опустили.

— По больным мозолям топчешься? — ухмылка продолжала бродить по лицу Ламеха. — На конфликт нарываешься?

— А если и так?

— Пойми, керя (Керя — друг, приятель.), я тебе нужен больше, чем ты мне. Через час-другой тебя все равно сволокут крюком в какую-нибудь яму… Крышка всех вас ожидает! С сегодняшнего дня и на веки вечные повсюду устанавливается власть сынов Каина! Все, кого вы сюда пригнали, уже обречены, а иных сил у вас нет… Поезд отходит, но одно место по старой дружбе я тебе могу уступить… И даже не в тамбуре, а в первом классе.

— За что такая милость, скажи, пожалуйста? — Зяблик решил тянуть резину до последнего, надеясь, что действие бдолаха со временем ослабнет.

— Тебе этот баран кастильский мою помеловку передал?

— Допустим.

— Там все дела мои к тебе аккуратно изложены;

— Дорожку в Эдем ищешь?

— Не помешало бы… пока мы другую не протоптали.

— Зря стараетесь. Нет уже в этом мире дорожки в Эдем, — для убедительности Зяблик даже ногой притопнул.

— Зато в другом есть. С варнаками вы вроде договорились… По этой дорожке и пустишь нас.

— Не для всех эта дорожка.

— Интересно, почему?

— А почему свинью в приличный дом не пускают? А почему людоеда за общий стол не садят? Не для вас Эдем предназначен.

— Ну конечно! — Слова Зяблика весьма развеселили Ламеха. — Он для фраеров зачуханных предназначен! Для чурок тупорылых! Для обезьян вшивых! Опять светлое будущее будете строить!

— Это уже не твое дело.

— Нет, подожди! Мы кто, по-твоему, — фуфло малахольное? Будем стоять и хлопать гляделками, пока вы в Эдем линяете? Как же, пустим мы вас туда! Если и уйдете, так только в деревянные тулупы завернувшись!

— Ну ладно… Допустим даже, что вы возьмете верх, хотя это еще вилами по воде писано. А дальше что? Помнишь ту мясорубку возле Черного Яйца, когда наш товарищ, степняк, погиб?

— Помню. Чудом вы тогда от нас ушли.

— Так вот, скоро что-то похожее везде будет. Уже погибла Киркопия, Хохма, Изволок… Степь на очереди. Земля оживает, камень, песок, вода… Через пару лет о роде людском и воспоминаний не останется. Только те и уцелеют, кто в Эдеме успел корни пустить.

— Кто это тебе наплел такое?

— А ты сам разве не видишь?

— Бред это твой. Глюки. Много политуры в зоне лакал. Или сказкам этого проклятого Дона Бутадеуса веришь? Он мастер всякую чепуху клеить.

В это время братья, вполне мирно судачившие о чем-то, вскочили и, как дикие звери, вцепились друг в друга. Аггел оказался ловчее или просто безжалостнее. Уже спустя несколько секунд Рысак рухнул на четвереньки, а брат, нагнувшись вперед, всадил ему между лопаток нож.

Зяблик, до этого пребывавший в крайне взвинченном состоянии, окончательно утратил контроль над собой и, выхватив пистолет, дважды подряд выстрелил в аггела. Было хорошо видно, как дергается его голова от ударов пуль и как от нее что-то отлетает — не то брызги крови, не то частицы мозга.

Отрезвило Зяблика прикосновение холодного металла к собственному виску.

— Спрячь пушку, иначе чан разнесу, — сказал Ламех, продолжая тыкать пистолетным стволом в голову Зяблика. — Ты разве забыл, что для нас братоубийство, как для христиан святое причастие? Сам-то, небось, поимел когда-то удовольствие. Зачем же другим мешать?

— Дешевки вы фальцованные, — пробормотал Зяблик, пряча свой пистолет за пояс. — Кровососы…

— А ты, как я погляжу, воровской закон стал забывать, — вновь усмехнулся Ламех. — На сходняках авторитетам ругаться не полагается.

— Давно ли ты авторитетом заделался?

— С детства. С тех пор, когда в зону для малолеток загремел и первую в своей жизни суку порезал… Только мы сюда собрались не для уточнения фактов моей биографии, а для серьезного дела…