Онлайн книга «Муравьиный лабиринт»
|
– А-а-а! Ешкин-кошкин!! Достало гамно это! Сегодня гамно, вчера гамно, завтра – гамно! Ешечкин-кошечкин! Вилы, перелетев через тачку с навозом и задев большой пакет с сухарями для прикорма, вонзились в брикет сена. Причем лежал брикет всего в полуметре от ступни Ула. Наста застыла, сообразив, кого только что едва не оставила без ноги. Тот засмеялся. Короткий шрам на верхней губе приподнялся. – Сублимируешь? Давай еще разик, под запись! – весело крикнул он. С секунду Наста смотрела на него дикими глазами, потом ухмыльнулась, выдернула вилы из брикета и, насвистывая что-то, как ни в чем не бывало пошла по проходу. По дороге ей попался Рузя, который волок на сжигание какой-то мусор. Увидев Насту, он остановился и вытаращился на нее, спешно пытаясь притвориться смертельно больным, чтобы удостоиться внимания. – А ты ваще сгинь, гаджет! – рявкнула на него Наста. Толстое лицо Рузи перестало притворяться и стало действительно несчастным, без актерства. Он торопливо отвернулся и, ссутулившись, нырнул в ближайший проход. Наста умела отличить настоящее страдание от страдания фигней. Она остановилась и поймала Рузю за рукав. – Да постой ты! Нога-то как? Приходи сегодня – намажем еще раз! – Он специально кипяток себе на ступню выплеснул! Я видел, как он полчаса прыгал, никак решиться не мог! – громко доложил Влад Ганич. Рина с трудом сдержалась, чтобы его не пнуть. Она ненавидела людей, которые стучат как барабанщики и капают как краны. И, что самое непонятное, без малейшей на то внешней причины! В Рузе все замерзло от ужаса. Он даже остановился. Наста подбежала и повернула к себе его голову. Она, как видно, этого не знала. – Это правда? Правда? – крикнула она. – Нет… Не знаю… да, – выдавил тот, боясь поднять глаза. Наста еще несколько мгновений смотрела на него, потом быстро поцеловала в красный, похожий на пуговицу нос и, отпустив, с тяжелым прищуром уставилась на Ганича. – Сам, говоришь? – Сам. – Отлично. На вот тебе вилы! Хорошие вилы, стерильные, почти без навоза. Воткни их себе в ногу, и я тебя полюблю, пылко и пламенно, – предложила она. Ганич тревожно отодвинулся, не исключая, что эта бешеная идиотка пырнет его и так, без личного согласия. Причем тоже пылко и пламенно. – Что я, больной? – испугался он. – В том-то и проблема, что ты здоровый, – с презрением сказала Наста. – Язычок на тонких ножках! Она резко повернулась и вышла, пройдя мимо отодвинувшейся Рины. Та заглянула к Улу и увидела, что денник тщательно выметен, а Ул стоит на коленях и ножом выскабливает пол. Рядом же ютятся два ведра и несколько обрезанных канистр из-под автомасла. – Чего она орет? – спросила Рина. Он перестал скрести ножом. – Кто, Наста? Сейчас и ты заорешь! Знаешь, что такое «дезинфекция пегасни»? – Зачем? – У Яры же ребенок заболел мытом. – Кто-кто? – испугалась Рина, не подозревавшая, что у Яры есть дети. – Жеребенок!.. Же-ребенок! – терпеливо повторил Ул. Рина успокоенно хмыкнула. Надо же! Как на поверхности иногда лежит смысл. Надо просто слушать слова. – А где Яра? – С Гульденком, в изоляторе. Я ей туда еду таскаю. Изолятором называлось примыкавшее к пегасне небольшое строение на три стойла, имевшее отдельный вход и оборудованное, по шныровским меркам, неплохо: инфракрасные лампы, отопление, электрический подъемник, даже беспроводной Интернет и большой диван. Изолятор считался в ШНыре чем-то вроде курорта. Не проходило недели, чтобы кто-нибудь не попросился у Кавалерии полежать в изоляторе. Рина брезгливо втянула носом сложный химический запах. – Ну и вонь здесь! – сказала она. – Угу в смысле ага! Да только это не вонь! Фигуса с два! – возразил Ул. – Это и есть запах истинной стерильности! Три ступеньки счастья! Соленая кислота, гашеная известь, потом – чудо! былиин! – хлорная известь! Есть еще и четвертая ступень эволюции. – Какая? – Да все такая же! Стоять! Руки за голову! Все, можешь больше не стоять! Поздняк метаться! Ты в нее только что наступила! И снова, кстати, наступила. Подобное притягивается к подобному. Рина пугливо отскочила, ощущая, что ее джинсы заливает какая-то свежеопрокинутая дрянь. – Что это? – Обычный раствор формалина. Думаю, двухпроцентный, если Кузепыч не попытался сэкономить. А он может. Может, увы! – Ка-а-к? – Ан нет, расслабься! Формалин в другой канистре, это купорос! А что ты, позволь спросить, имеешь против формалина? Милый такой формальдегид. – Ты не понимаешь, с кем имеешь дело. Я потомственный патологический гуманитарий. Я даже мотоцикл завожу словами: «мотоцикл, заведись!», а не ключом, – с гордостью сообщила Рина. Водить мотоцикл ее научил Сашка, а отыскали они его в полузаброшенном гараже, где у Кузепыча пылились канистры и стояли две древние, еще с пятидесятых годов машины. – А-а-а… Все с тобой ясно! Ну тогда прочитай стрептококкам какой-нибудь стишок, – посоветовал Ул и снова взялся за нож. Скоблить надо было еще долго. Рина поняла, что аудиенция закончена и дальше начинается беспросветный труд. Она вздохнула, выяснила, что следует делать, и, прихватив для начала метлу с лопатой, отправилась читать стрептококкам стишки. Микробоубийственная поэзия затянулась до вечера. Конюшню драили, скребли, очищали, обрызгивали. Даже Влад Ганич и тот трудился, не подкладая конечностей. Зная, что во всех других местах он будет сачковать, его поставили на улице у железной бочки сжигать накопившиеся по углам тряпки, гнилые потники, заплесневевшие брезентовые рукавицы и прочие следы взаимоотношений человека и пега. Некоторые тряпки были сухими, другие – раскисшими, но их уговаривали гореть керосинчиком. Работа была непыльной, но к вечеру Ганич так провонял, что даже когда просто выдыхал воздух, казалось, что он принял стакан керосина натощак и закусил тряпкой. Бедный-бедный Влад! Бедный-бедный костюмчик! Когда Рина уставала, она, чтобы подбодрить себя, высматривала Витяру, который после неудачи организации весны силами одного отдельно взятого чайника ремонтировал у Бинта дверь денника. Молоток чаще попадал по пальцам, чем по гвоздям, однако Витяра не унывал. Кроме него, Рина приглядывала еще и за Алисой, но уже с несколько иной целью. Всеми силами она мешала Алисе работать, переключала ее на любой незначительный труд и то и дело посылала в ШНыр за какой-нибудь ерундой. Та пожимала плечами, показывая, что уходит не сама, а оказывает товарищескую помощь, и охотно пропадала на час. – Нет, – говорила Рина, когда она возвращалась. – Ты принесла красную мочалку с пупырышками, а надо синюю без пупырышек! |