
Онлайн книга «Живи!»
Влад ловко перегнулся через спинку кровати и вытащил из-под низа ворох помятых листов, густо исписанных синими и черными чернилами, а кое-где карандашом. Это был роман, который втайне от всех, особенно от отца, писал Влад. Только Волику он каждый раз позволял читать новую главу, а Волик, ознакомившись с текстом, закрывал глаза и повторял подслушанные где-то слова: — Да у вас, отец, талант! Когда с «алгеброй» было покончено, они расселись на полу, прямо на теплом ковре и разложили шахматы. Папаша сердито брякал посудой на кухне, громко играло радио. Время было довольно позднее, около девяти вечера, но Волик домой не собирался. Старшего Роста это злило. — Меня Кропаль и его козлы чуть не поймали сегодня, — как бы мимоходом сообщил Влад. — Я даже знаю, что ты сделал. Ты опять сбежал. — Волик хмыкнул и слопал ферзем черную пешку. — Следи за доской, отец, не подставляйся. — Ну а че делать-то? — В морду бить. Сразу. Резко. — Это ты у нас резкий, Волик, я так не могу. Волик сощурился, что-то прикидывая в уме, и смахнул с доски еще одну Владову пешку. — Учиться, отец, надо, учиться, себя превозмогать! Все писатели себя превозмогают, а ты что — особенный? Значит, подходишь к Кропалю, и-и-и — раз по харе! И-и-и два — в ухо ему! Иначе какой ты писатель? Влад надолго задумался. Мерно тикали ходики на стене, за окном проносились огни автомобилей, вдалеке гулко прогремел грузовой состав. Радостный Волик — ведь он выигрывал партию — раскачивался наподобие маятника, стоя на коленях перед доской. Это нервировало Влада, и он никак не мог сосредоточиться; наконец осторожно отступил королем. — Если писателем не получится, стану моряком. — Да с каких это веников ты станешь моряком, если у нас выхода к морю нет? — Ну, уеду, к примеру, во Францию или хотя бы в Германию, поступлю в мореходное училище… — Мечтатель! — смачно произнес Волик, поставив коня в центр доски. — Решил быть писателем? Вот и будь им! Не юли. То одно у тебя, то другое, то третье. Определись, отец. — Ну а вдруг у меня лажа какая-нибудь получится? Не роман, ну, то есть не литература, как наша учительница родной речи говорит, а графомань? Я ведь никому его не показываю, только тебе, а ты твердишь как попугай: «У вас, отец, талант, талант у вас, отец!» — противным голосом передразнил Влад. — Ты мне лапшу на уши, случаем, не вешаешь, чтоб не обидеть? — Я тебе, Влад, лапшу вешать не буду, я тебе сразу, если че, врежу по больным местам, — оскорбился Волик. — Да и вообще, чего это мы тут с тобой лясы точим? Графомань, не графомань. У меня покруче проблема. Понимаешь… — Он почесал нос. — Что? — Да вот… Еленка… знаешь ее? Из параллельного класса. В общем, я ее в кино пригласил. Помнишь, спрашивал у тебя — на какой фильм лучше пойти? Ты ж это, знаток типа, — подначил он. — Ничего не типа, — буркнул Влад. — Я серьезно киноискусством интересовался. У меня одних газетных вырезок на килограмм! И не какая-нибудь ерунда, а сплошь авангард, если ты, конечно, понимаешь, что такое авангард. Потом решил, что кино не для меня. — А писательство? — Ну, если получится. А так — нравится, конечно. — Так что насчет Еленки? Я вот думаю, может, после кино даст? — Кто? Еленка? — Ага. — Еленка красивая. Тут и думать нечего — иди с ней в кино. Я б пошел. — Да не в том дело, Влад… я ее пригласить-то пригласил, но как-то даже и не думал, что она согласится. Случайно вышло — на перемене столкнулся и говорю типа в шутку: «Еленка, а пошли в кино?» — а она, блин, взяла и согласилась… — Ну и?.. — Вот тебе и «ну и»! У меня денег на билет нету. А кино — послезавтра. — Ну, перенеси! — Да ты че?! — Волик посмотрел на друга с ужасом. — Стыдоба какая! К тому же раз она со мной в кино согласилась, значит, я ей, наверно, нравлюсь. Вдруг и правда даст? Классно будет! У Еленки грудь такая — ух! Когда мы на физре бегаем, грудь у нее аж подпрыгивает. Как завалю ее на кровать… — Да хрен тебе Еленка даст! Может, только по роже твоей наглой. — А вот это мы посмотрим. — Ты, Волик, глупый озабоченный девственник. — Сам ты девственник! — разозлился Волик. — Я на море в прошлом году ездил, с девчонками на дискотеке зажимался. — Фигня это. — Нет, не фигня! Щас как дам в нос! — Ну ладно. У родаков деньги просил? — На мели они. Мамка с младшей возится, а папке премию урезали. Влад, ты… — Волик помялся, кончики его ушей покраснели. — Чего? — Ты, может, у папки для меня попросишь? — Да ну! Не даст он! — А ты стащи. — Чего-о? — Влад дернулся и быстро обернулся на дверь — не подслушивает ли отец. Но тот продолжал возиться с посудой, а по радио снова крутили хит сезона — грустную песню о возлюбленных, которых мы теряем. Старший Рост позвякивал откупоренной бутылкой и украдкой, думая, что его никто не слышит, подпевал. — Тебе сложно, что ли? Сотню всего лишь. Папка твой даже не заметит. А я верну! Чесслово, верну, через неделю или даже раньше. — Ну-у… — Че «ну-у»? Я тебе друг или кто? — Ну, друг… — Вот и хорошо, — подобрел Волик. Ласково улыбнувшись, он взял белого коня за костяную гриву и переставил вперед. — Шах. — Помолчал, добавил печально: — И мат. В пол-одиннадцатого отец зашел пожелать Владу спокойной ночи; он поцеловал сына в лоб, что-то пробормотал под нос и ушел обратно в зал. Выпивший перед сном полбутылки крепкой ореховой настойки, он и не заметил, что сын дрожит, иначе бы тут же всунул ему под мышку градусник. Влад, впрочем, дрожал не от озноба — от страха. Его не страшил завтрашний день в школе, он не боялся возможной встречи с Кропалем. Он боялся того, что собирался сделать, когда отец уснет. Вытащить из отцовского кошелька сотенную бумажку для разгильдяя Волика — это же преступление века! Влад прислушивался к каждому шороху в квартире, до рези в глазах всматривался в длинные и тонкие, словно березки в молодой рощице, тени, что плыли по потолку, когда возле дома проезжал автомобиль. В комнате у отца сначала было тихо, потом послышался храп, булькающий, нездоровый. У Марийки некоторое время нашептывал магнитофон, потом и он замолчал. Настал подходящий момент, чтобы выбраться из кровати и приступить к темному делу, но Влад никак не мог решиться. Он натягивал одеяло до самого носа и смотрел в потолок. Несчастного Влада раздирали тревоги и сомнения. «Кто этот Волик для меня? — со злостью думал он, чувствуя, как холодеют пятки. — Ну, пацан, который ходит ко мне в гости. Не очень умный, кстати. Правда, мой роман ему нравится, зовет меня талантом, значит, что-то в жизни понимает. Ну, пускай я не украду для него деньги… обидится? Факт. Ну так настоящий друг не обидится, а если и обидится, то быстро отойдет… но Волик жутко обидчивый! А если он смертельно обидится? У меня и так нет друзей, кроме этого проклятого Волика! Тут еще и отец на него так смотрит, что… блин, как я не хочу здесь жить! Стать бы моряком и уплыть из этого идиотского города куда-нибудь на край света!» |