Онлайн книга «Девочка и мертвецы»
В окно ударил снежок. Рыбнев приоткрыл один глаз и уставился на снежную звезду, таявшую на солнце и медленно стекавшую к раме. Тут и второй снежок подоспел; загорелся белым золотом на закатном солнце. Рыбнев поднялся, подошел к окну, распахнул створки. — Ой, здравствуйте! Подайте, пожалуйста, снежок, сударь! Внизу стояла худенькая девушка в сером пальто, в полосатой шапке с бубенцом. Рыбнев улыбнулся, собрал остатки снега, слепил из них снежок и кинул девушке. Она протянула узкие ладони, чтоб поймать, но не смогла, захохотала и подняла испачканный снежок с земли. — Это последний снег этой весны! — закричала. — Разве можно так разбрасываться последним снегом? — Что ж вы сами-то разбрасываетесь? — спросил Рыбнев весело. — Мне можно: снег меня прощает! — Снег прощает всех. — Нет, он прощает только тех, у кого шапки с бубенцами! Рыбнев улыбнулся этой милой незатейливой шутке. — Меня зовут Наташа! — представилась девушка. — А вас, сударь? — Рыбнев. — А имени у вас нет? — Нет, — соврал Рыбнев. — Сударь, вы очень загадочный! — Неужели? — Мне такие нравятся; выходите гулять! — Боюсь, меня сестричка не выпустит, — сказал Рыбнев. — Разве вас, сурового мужчину, остановит слабенькая сестричка? — Только сестричка и остановит, — буркнул Рыбнев, однако сказал: — Погодите, я сейчас. — И пошел одеваться. В шкафу он нашел верхнюю одежду, переоделся и направился к выходу. К его удивлению, никто его останавливать не стал. Сестрички, шнырявшие по коридору, вообще не обратили на него внимания, а молодой сержант, дежуривший у входа в отделение, отдал честь и спросил: — Прогуляться, товарищ майор? Рыбнев кивнул и вышел. Медсестра в приемной заставила его расписаться в толстой тетради учета и выпустила. Рыбнев оказался в больничном дворе, прошелся по скверику, с наслаждением вдыхая сладкий воздух. Наташа ждала на деревянной скамейке в конце сквера. В руках она вертела пестрый гербарий из листьев, зимовавших в снегу. — Смотрите, как сохранились, — она улыбнулась Рыбневу. — Снег на нашей планете обладает чудодейственными свойствами, не так ли? Рыбнев присел рядом, посмотрел на красные, зеленые и синие листья, на листья в крапинку и полосатые, на круглые, овальные и кристаллические листья; улыбнулся: — Честно говоря, никогда не задумывался об этом. Знаю только, что из-за свойств местного снега случаются… эм-м… неприятности с умершими. — Вы о серых? — уточнила Наташа и забавно сморщила курносый носик. — Мертвяки в Пушкино, а у нас в Есенине спокойно. Но было бы забавно, — она наклонилась к Рыбневу и загадочно прошептала: — Получается, эти листья, что у меня в руках, — мертвяки! — Листья-мертвяки? — Рыбнев подивился диковинному движенью Наташиной мысли. Она захохотала. Рыбнев улыбнулся. — А по какой причине вы тут лежите, господин Рыбнев? — лукаво спросила Наташа. — Мертвяк укусил, — пошутил Рыбнев. — Ой, правда? — Шучу. Она толкнула его в плечо: — Бессовестный! Будто не знаете, что молоденькие девушки очень доверчивы! — А вы почему в госпитале службы? — спросил Рыбнев. — Неужели такая прекрасная девушка работает в ФСД? — Я на обследовании, — уклончиво ответила Наташа. — А еще я — машинистка при полковнике Ермакове, — она зажмурилась. — Не смейтесь, это правда! Рыбнев и не думал смеяться. — Сложная работа для девушки. — Наоборот, женщины лучше справляются, — возразила Наташа и стянула с головы шапку. Сбоку возле виска у нее блестел металлический разъем; чуть выше из-под кожи выпирали зеленый и красный светодиоды. Рыбнев отвернулся, Наташа поспешно натянула шапочку: — Говорят, мужчине нельзя показывать разъем. — Почему? — Потому что вы можете подглядеть мысли честной девушки и использовать их против нее, — заявила Наташа, роняя листья на тротуар. Перегнулась через скамейку, зачерпнула талого снега и кинула Рыбневу в плечо: — Вот вам! Рыбнев схватил немного снега, слепил маленький снежок и легонько кинул в Наташу; девушка наклонилась, руками закрывая лицо, и снежок попал ей в лоб. — Ай, больно! — захныкала Наташа. — Наташенька, простите, не хотел, видит бог… — Рыбнев смутился, потянулся к девушке, чтоб успокоить. — Ага, попался! — закричала Наташа, размазывая снег Рыбневу по лицу. — Намылила! — Вот как! — закричал Рыбнев, наклонился, чтоб взять снега, но тут ему стало дурно, и он чуть не упал. Голову разламывало от боли; мелькали знакомые мутно-красные образы: глаз, покрытый слизью, глядящий из бездны; бездна, глядящая на него. — Сударь, вам плохо? Ой, батюшки… — Наташа помогла ему сесть на скамейку. — Погодите, я позову врача. Рыбнев схватил ее за руку: — Не надо врача, Наташенька. Мне уже лучше. Посидите лучше со мной немного. — Я так испугалась, — призналась Наташа, усаживаясь. — Вам точно лучше? — Точно, — сказал Рыбнев. Некоторое время они сидели молча: наблюдали, как жаворонки строят на соседнем дереве гнездо из окурков. Папа-жаворонок приносил новые окурки, а мама-жаворонок расставляла их по кругу; получалось что-то вроде эскимосской иглу. — Люди очень много курят, — сказала Наташа. — Это так обидно. Мой дедушка часто курил и умер от рака легких. — Соболезную. — Это ничего, он давно умер, я маленькая была. Мне было обидно, что стало некого за бороду дергать. Вы знаете, у моего дедушки была роскошная белая борода, как у деда Мороза. — А я родился в детдоме, — признался Рыбнев. — Не знаю ни родителей, ни бабушек с дедушками. — По вам видно, что вы очень одинокий, — сказала Наташа и призналась: — Я за вами уже несколько дней наблюдаю. Вы по утрам зарядку делаете у раскрытого окна. — Так заметно? — Рыбнев смущенно почесал затылок. — Не очень. Но я же машинистка: иногда мне кажется, что машина, к которой меня подключают, стала мной самой, и я чувствую себя обязанной замечать всё и всех; вот, вас, например, заметила. — А почему вы решили стать машинисткой? — спросил Рыбнев. — Я знаю, что вы думаете. — Наташа сказала баском, пытаясь сымитировать Рыбнева: — «Девушка соглашается на уродливые механизмы в черепе; какая безвкусица!» — вот какая мысль вертится у вас в голове. |