Онлайн книга «Слово дворянина»
|
— И третьего дня пил? — Пил! И что с того? Коли хочу — пью, коли нет — не пью! — А спирт где взял? Не иначе как на драгоценности сменял? — Что мне ваши побрякушки — пыль под ногами! — совсем распоясался, найдя в лице Мишеля и Валериана Христофоровича благодарных слушателей, Сашка-матрос. — Мы жемчугами дороги мостить станем, а из золота червонного сортиры делать! Свободной личности не нужны деньги — деньги есть цепи, коими сковывают народы. Мы отменим деньги и границы, дабы дать всем и каждому свободу, сколь он взять способен. — То есть всяк может творить, что ему заблагорассудится, пусть даже это иным не по нутру придется? — уточнил Валериан Христофорович. — А как же-с тогда закон? — Закон — пережиток прошлого, призванный угнетать свободную личность! — уверенно заявил Сашка-матрос. — Вместо всех законов довольно будет одного. — И какого же? — Закона, отменяющего всякие законы! — И делай чего хочешь? — Ага! — А ежели мне, положим, вздумается теперь вас жизни лишить? — смиренно поинтересовался Валериан Христофорович. — Как это? — не понял Сашка-матрос. — Атак!.. Счас выведу вас во двор, к стенке прислоню да и стрельну. Имею я на то, как свободная личность, право? Это право Сашке-матросу почему-то не понравилось. — За что это вдруг?! — задиристо спросил он. — Например, за спекуляцию спиртом, за что, по законам военного времени, менее чем расстрел не полагается. О чем на всех заборах декреты развешены. Али не читал?.. А коли того мало — еще за хищение ювелирных изделий, принадлежащих государству, — перечислил Валериан Христофорович. Сашка-матрос был довольно смышлен, отчего тут же сообразил, что дело ни в каком не в спирте. — Какие такие драгоценности?.. Не знаю я ничего! Тут-то и пригодились показания хитрованского фартового, у коего колье и другие ценности были изъяты и который на Сашку-матроса с Макаром указал. — Откуда у вас драгоценности? — строго спросил Мишель. — С экспроприации! — нехотя ответил анархист. — Грабь награбленное? — усмехнулся Валериан Христофорович. — Ну, — согласно кивнул Сашка-матрос. — Угнетенный народ имеет право вернуть присвоенные мировой буржуазией ценности! Народ? А при чем здесь в таком случае анархисты? — Ну хорошо, положим, — согласился Мишель. — А как тогда быть с этим? — вытащил он колье с памятной ему вмятиной. — Это украшение никак не буржуйское, оно государству принадлежит. Мы это верно знаем! Его вам кто передал? Сашка-матрос, насупясь, молчал. И Макар тоже. Валериан Христофорович, тяжко вздохнув, высунул голову за дверь. — Эй, товарищ, — окликнул он одного из пробегавших мимо латышских стрелков. — Выкликни, товарищ, добровольцев — надобно теперь двух контриков в расход пустить. На что солдат лишь отмахнулся да побежал себе дальше, не желая признавать в Валериане Христофоровиче командира. Что того нимало не смутило. — Мы их счас выведем, — не моргнув глазом, продолжал распоряжаться он, обращаясь в пустоту коридора. — А вы покуда патроны получите да во дворе стенку какую подходящую сыщите. Двое их будет, так что надолго вы не задержитесь! — Чего это вы? Чего?.. — забеспокоился Сашка-матрос, напряженно прислушиваясь к разговору. Но Валериан Христофорович ему даже не удосужился ответить. Скорчив угрожающую гримасу, он откинул крышку, потянул из деревянной кобуры устрашающего вида «маузер» и стал многозначительно вертеть тот в руках. — Давай-ка не задерживай, выходь! — скомандовал он. — Именем пролетарской революции!.. Мишель только диву давался, сколь быстро старорежимный сыщик освоил новые приемы ведения следствия и обороты речи. — Никуда мы не пойдем! — запротестовали анархисты, цепляясь за спинки стульев. — Не по закону то! — Закон есть пережиток прошлого! — напомнил Валериан Христофорович недавние Сашкины слова, нетерпеливо теребя «маузер». — Так что выходьте, граждане, не томите караул, коему теперь отдыхать положено! Счас мы вас по-быстрому стрельнем да пойдем себе спать — чай на дворе утро уже... И демонстративно, во весь рот, зевнул. Слова Валериана Христофоровича, но пуще его внушительный вид и браво отданные приказы возымели нужное действие. — А ежели мы скажем, у кого те побрякушки взяты? — быстро спросил Сашка-матрос, беспокойно заглядывая в лица Мишеля и Валериана Христофоровича. — Тогда мы с этим делом погодим, — для порядку малость посомневавшись, посулил ему Валериан Христофорович. — Как скажешь, товарищ Фирфанцев, — погодим? — Погодим, — согласно кивнул Мишель. — Отчего не погодить. — Ну, давай говори, — вновь оборотился Валериан Христофорович к анархистам. — Про что говорить-то? — Про все, чего знаешь! В первую голову — откель это, с вмятиной, колье? Кто его тебе дал? Да гляди — не ври мне! Ну! — Комиссар ваш, — с неохотой ответил Сашка-матрос. — По фамилии Сиверцев. Тот, что в Чрезсовэкспорте работает. Он ране тоже анархистом был, да после к вам, к большевикам, переметнулся. Сиверцев?.. А ведь и верно — ему самому ценности, что у Федьки Сыча изъяты, были переданы по описи, на ответственное хранение! А он их, выходит, вместо того чтобы пуще ока беречь, тут же бывшим приятелям своим анархистам снес, а те их на спирт сменяли! Или не все сменяли? — Сколь тех драгоценностей было? — спросил Валериан Христофорович. — Много — мешок, а может, поболе. Счас разве упомнить. — Хороша мера весов — мешок или два! Бриллиантов!.. Революционная мера... — У него такого добра сколь хошь — полна комната, — простодушно ответил Сашка-матрос. — А вам он их зачем дал? — На борьбу! — гордо заявил Сашка-матрос. — За что? — За свободу личности! — Он — дал, а вы куда подевали? — Пропили, — мрачно сообщил Сашка-матрос. — Неужто все? — усомнился Мишель. — Нет — какие отличившимся анархистам роздали, а иные продали. — Кому продали? — Частью иностранцу одному — Хаммеру. Частью в скупку снесли. В скупку?.. Какие ныне скупки, коли они все до одной советской властью закрыты? А не врет ли он часом? — Адреса скупок назвать можешь? — Отчего не назвать — могу, — пожал плечами Сашка-матрос. — Про них все знают — на Хитровке две, на Пятницкой еще, на Трубной да в Китайгороде. |