
Онлайн книга «Боец невидимого фронта»
А потом выплыл тот злосчастный паспорт… Не повезло. Причем в первом же задании… * * * Новый следователь был другим. Новый следователь не говорил вкрадчивым голосом, новый следователь обращался к нему на «ты», орал и бил по столу двухпудовым кулаком. — Кто ты такой? Кто?! Я тебя спрашиваю! Хватит изображать юродивого! Зачем ты проник на завод?! За каким тебе понадобился твой пластилин?! — Я не понимаю… — А вот сейчас тебе по твоей харе дам, и ты сразу все поймешь! И обрушивал кулак на стол так, что столешня трещала и лампа подпрыгивала на полметра к потолку. — Я не этот, я тебе сопли подтирать не стану. Тоже мне, понимаешь тут… дерьмо собачье… — Но я ничего!.. — Издеваешься, гад! Да?.. И вдруг, наотмашь, хлестал ладонью по щеке, по губам. — Все, перестали чикаться, будем говорить! Будем говорить, будем? Или?.. И аж кипятком брызгал. Потому что был краном «гор». А краном «хол» — периодически возвращавшийся, прежний приторно-вежливый следователь. Который жалел и сочувствовал. Как умел. Отчего подозреваемого должно было бросать то в жар, то в холод. Как в контрастном душе. — Да… нехорошо… не по уставу. В нарушение всех процессуальных норм. Но… Но вы сами виноваты. Вы кого угодно из себя выведете. И, главное, зачем? Кто сможет оценить ваше молчание? Я? Он? — кивнул на дверь. Молчание. — А хотите, я скажу, зачем вы перемазали все и вся пластилином? Хотите? Без протокола. Так, чтобы между нами? Следователь наклонился, быстро зашептал на ухо. — Потому что ты и те, кто тебя туда послал, копаете под, — ткнул вверх пальцем. — Потому что он чем-то вас не устраивает. И совсем тихо добавил: — Наш генерал не устраивает. Вы думали его таким образом сковырнуть с места. Как не справившегося со служебными обязанностями. Потому что прошляпившего режимный объект! Так? — Да я даже не знаю, кто… Следователь прижал палец к губам. — Это я для того сказал, чтобы ты понял, что из этого подвала не выйдешь. Никогда не выйдешь. Пока не скажешь все, что знаешь, — не выйдешь. Потому как это не следствие, это разборка. Местная разборка. Нашего генерала с… другой «крышей», которую ты знаешь, но не хочешь назвать. А в разборках чего не бывает. Такое бывает, что мясо со спины лоскутами спускают! Это я не пугаю. Это я предупреждаю. По-дружески… Ах вот в чем дело… «Крыша»… Тогда действительно… Тогда готовься… Тогда мало не покажется… — Ну что, будешь говорить? — Но мне нечего… — Как хочешь. «Хол» уходил. И приходил «гор». И откручивал вентиль до упора. — Все, мне надоело! Кто тебя туда послал? С пластилином?.. И бил кулачищем наотмашь по лицу. Так что в глазах темнело. — Очухался? Вспомнил?.. Не вспомнил? И новый удар, под дых. Однако… умеет… Умеет… Потом его уже ни о чем не спрашивали — просто били. По лицу мокрыми полотенцами. Резиновыми дубинками поперек спины и по пяткам… Он орал и молил о пощаде. Потому что должен был орать и молить. — Не надо, прошу вас, очень прошу… — Тогда скажи — кто? Кто послал тебя? — Я не понимаю! Честное слово, не понимаю!.. И его снова били. И даже нельзя сказать, что очень сильно, потому что с умом, чтобы раньше времени не покалечить, не отбить чувствительность. Но рано или поздно… И, значит, пора что-то делать. Что-то для своего спасения. Или… для своей смерти. Если по законам Конторы — то смерти. Потому что только смерть гарантирует сохранение Тайны. Нужно — умирать. Хотя хочется спастись. Впрочем, можно выбрать компромисс, можно умереть, спасаясь. Все равно умереть, но чуть легче умереть, позволив себе месть. И немного надежды. Пусть будет, как хочет Контора. Но так, как этого хочет он! * * * Впервые он ждал допрос без напряжения, ждал с нетерпением! — Хорошо, я все расскажу. Я сдаюсь. Дайте мне ручку и бумагу. Ручка была не лучшим оружием, но была хоть каким-то оружием. Но ему не повезло, ему дали очень хорошую ручку, но короткую ручку. И тупую ручку. Ну ничего, за неимением гербовой… Он стал писать. Он писал долго, чтобы усыпить бдительность следователя и чтобы почувствовать в руке свое оружие. Ударить ручкой в горло, опрокинуть, позвонить в дверь, оглушить, а лучше убить охранника или двух охранников, если их там два, пробежать по коридору семьдесят два шага, там лестница, подняться по ней и… И все. Что было там, за лестницей, выход на улицу или на точно такой же тюремный, с дверями камер этаж, он не знал. Впрочем, это было не важно. Важно, что он получит оружие. Пусть хоть даже связку ключей. Он получит оружие, и тогда им не взять его живым. Ударить ручкой в горло… Опрокинуть… Но ему не пришлось бить ручкой в горло. Ему повезло. Как видно, есть бог на небе! — У меня кончилась бумага. Следователь позвонил в звонок. Дверь открылась. — Бумагу… Сейчас он вернется. Вернется с бумагой. И, может быть даже, перешагнет за порог. Пусть он перешагнет! Пусть случится так, а не иначе! Он перешагнул через порог! Он подошел к самому столу. — Вот бумага. Это был шанс. Его шанс! Снизу, без замаха, он ударил охранника в кадык ручкой. Ударил — чтобы убить! Но у охранника оказалась отменная реакция, и к тому же он стоял сверху, а ручка была очень короткой. Слишком короткой! Он успел отшатнуться, отскочить, ручка лишь содрала кожу с его горла. Он успел отскочить, но не успел защититься. Ему в грудь впечатался ботинок. Второй удар, направленный в голову следователя, не получился — ботинок соскочил с ноги и улетел в угол камеры. Потому что был без шнурков! Потому что шнурки, ремни, все, и даже пуговицы, у него изъяли. Но он все равно достал его, достал, уже голой ногой ударив в плечо. Следователь отлетел к стене. «Надо их добить! Добить!» — мелькнула мысль. Но нет, нельзя! Нет времени! Он прыгнул к двери, выскочил, захлопнул ее, задвинул засов. Все, эти нейтрализованы, этих в тылу нет! Коридор был пуст! Ему снова повезло. Как в сказке повезло! |