Онлайн книга «Доктор Данилов на кафедре»
|
Хроника городских новостей, статья о директрисе детского садика, на досуге предававшейся развлечениям в садомазохистском духе, и интервью с почетным членом Вселенской академии счастья Долоховым-Кушнеревичем дали воспаленному разуму требуемую разрядку. Особенно помог Долохов-Кушнеревич, утверждавший, что давно пора переходить с такого дорогого топлива, как нефть, на обычную морскую воду, запасы которой поистине неиссякаемы. Оказывается, в морской воде растворена энергия Мирового океана, которая при правильном использовании не только машины — горы двигать может. Всем хороша энергия — и ценой, и безвредностью, и удобством добычи, только мировым нефтяным воротилам она не по душе, ибо грозит лишить их баснословных доходов. Поэтому-то они и замалчивают гениальное открытие Долохова-Кушнеревича, сделанное им еще во время срочной службы на подводной лодке. Данилов подумал о том, что таких типов, как почетный член Вселенской академии счастья (небось сам ее и учредил), призывать не стоило, а уж на подводную лодку, где зачастую и у здоровых крыша едет, подавно. Отдельно порадовал подзаголовок интервью: «Все кончено! Урфин Джюс истратил волшебное вещество, дававшее ему власть над вещами и людьми, и отныне в его распоряжении лишь та сила, которую он успел создать…» [68] Только где-то на середине Данилов догадался о том, что цитата с Урфином Джюсом как бы намекала на то, что запасам нефти скоро придет конец. Мудрено, особенно для «Столичного пустословца». Ставшая ненужной газета была предложена соседу, который несколько раз стеснительно в нее заглядывал, с благодарностью принята, а сам Данилов прикрыл глаза и немного подремал. Две девчушки, сидевшие по левую руку от него, говорили об искусстве. — Вчера в новостях культуры показывали мужика, который рисует картины шприцем. — Это как? — Наполняет краской и выдавливает ее через иглу на холст. — Наркоман? — Почему? Художник. Что, раз шприц, так наркоман? Дом встретил Данилова песней. «Я себя сегодня не узнаю, То ли сон дурной, то ли свет не бел, Отдавай мне душу, мой гость, мою, А не хочешь если, — бери себе. Отдавай мне душу, мой гость, мою, А не хочешь если, — бери себе…» Елена с Марией Владимировной отправились в поликлинику, а Никита, оставшись в одиночестве, использовал возможность расслабиться на полную катушку — врубил музыкальный центр и ел не на кухне, а в своей комнате, причем не обед, приготовленный матерью, а картофельные чипсы. — Кто поет? — поинтересовался Данилов. — «Мельница». Классно, да? Женский голос был выразительно-таинственным, но петь незнакомая певица явно умела. «Звон стоит в ушах и трудней дышать, И прядется не шерсть — только мягкий шелк, И зачем мне, право, моя душа, Если ей у тебя, мой гость, хорошо. И зачем мне, право, моя душа, Если ей у тебя, мой гость, хорошо». [69] — С моей точки зрения — нормально, — одобрил Данилов, — а с твоей должно быть мрачновато и скучно. Или ты перестал быть фанатом драйва? Изменил любимому «Уан Дирекшн»? [70] — Драйв для дела, — снисходительно улыбнулся Никита. — А это — для души! — Высеки в камне! — посоветовал Данилов. — За всю жизнь ты не сказал ничего более умного. — Некоторые думают иначе, — пробурчал Никита, явно напрашиваясь на расспросы. Выпытывать Данилов не стал, потому что дико хотелось есть, а вопрос мог повлечь за собой длинный разговор. Никита не выдержал и пришел следом за ним на кухню. Тот как раз разбил в нагревшуюся сковородку последнее яйцо и начал мыть руки. — У меня вопрос! — объявил Никита. — «Преступление и наказание» — детектив? — Нет, — Данилов закрыл кран и взялся за полотенце. — Это философский роман о необходимости развития и совершенствования духовного мира, о проблеме выбора и так далее. А разве вы уже начали его проходить? — Нет, но я пробовал его читать… — Понравилось? — Данилов вооружился пластиковой лопаточкой и начал осторожно орудовать ею в сковороде, добиваясь равномерного прожаривания при условии сохранения целыми всех четырех «глаз». — Жуткая нудятина! — честно признался Никита. — Вроде того, — согласился Данилов, никогда не бывший фанатом Достоевского. Ему больше нравился Чехов. — Но это же все-таки детектив! — повторил Никита. — Если ты хочешь, то пусть будет так, — спорить Данилову не хотелось. — Это не я так хочу… — Расскажи толком, в чем дело! — потребовал Данилов, перемещая шкворчащую сковородку с плиты на стол. Не совсем на стол, конечно (за такое обращение с кухонной мебелью Елена бы его убила, как только увидела), а на подставку — чистую разделочную доску, предназначенную для хлеба, овощей, сыров и колбас. На грязной, которая висела на своем гвозде вымытой, полагалось разделывать сырое мясо и рыбу. — Могу поделиться яичницей, — предложил Данилов. Никита, обтрескавшийся чипсов, от яичницы отказался. Сел напротив и рассказал, что сегодня на уроке литературы учительница начала ругать детективы, называя их «худшим, что только есть в литературе». Ученики активно включились в дискуссию. — Подпрятов спросил, что значит — «эротические романы лучше детективов». Романовна окрысилась и сказала, что эротические романы не литература, а бред, который одни дегенераты пишут для других. Удальцова спросила, что такое дегенерат, Романовна посоветовала ей посмотреть в зеркало… «Какая, однако, училка», — подумал Данилов, уминая глазунью. — А я спросил насчет «Преступления и наказания», тоже детектив, но считается классикой и входит в школьную программу. Там же есть преступление, жертва, убийца и следователь. У него еще имя смешное — Прокопий… — Порфирий, — машинально поправил Данилов. — Порфирий Петрович, пристав следственных дел при какой-то там полицейской части… Когда осеняет — про еду сразу забываешь. — Хороший мальчик, — похвалил Данилов, выбираясь из-за стола. — Я куплю тебе большую вкусную шоколадку. Никита ошарашенно посмотрел на Данилова, а потом заглянул в сковороду — нет ли там, кроме яиц, каких-нибудь маленьких грибочков или еще чего-то в том же роде? Про грибочки, курительные смеси, насвай, таблетки и прочие дурные забавы с его классом на прошлой неделе беседовала школьный психолог. |