Книга Последний самурай, страница 35 – Хелен Девитт

«СТ»: Но все и так жалуются, что музыку теперь слушают фрагментарно. Уже есть тенденция играть отдельные части. Получается, вы предлагаете играть даже не части, а части частей? А как же композитор?

Ямамото сказал, что нужно уметь слышать, как фрагмент не вписывается в целое, и тогда услышишь, как он вписывается, и ровно потому, что люди этого не слышат, они и выдирают из произведений куски.

Он сказал: И возвращаясь к Гульду: мне кажется, его… пожалуй, «ужасала» не то слово, но он как-то презирал музыкальную поверхность, что называется, тот аспект, который связан с инструментом, ту область, где видишь внешний блеск. Смешно, но мне порой кажется, что я согласен с ним как никто, хотя в некотором роде я категорически с ним не согласен, поскольку я согласен, что интересно не то, на что ты способен физически. Скажем, берешь двойную октаву, а в зале, может, один-единственный человек так умеет, или, может, сегодня в зале так не умеет никто, и все это совершенно неинтересно, но, разумеется, если работаешь над произведением и думаешь про него, ты не просто (хочется верить) играешь его осознаннее, ты и слышишь его осознаннее, и если ты один в целом зале способен взаправду его услышать, это просто какой-то кошмар. Но, по-моему, с этим можно бороться, если показывать аудитории как можно больше поверхности.

«Санди таймс» сказала: Возвращаясь к Уигмор-холлу

Ямамото сказал: А, ну да, я говорю агенту, мол, хочу сыграть одно и то же произведение раз двадцать, чтобы люди его поняли, а он говорит, даже с моим именем Уигмор-холл не потянет продажи.

Агент напомнил ему про всякие пункты в контракте, а затем про обязательства профессионального музыканта

Ямамото сказал: Мой агент твердил, что на японцев можно положиться — они всегда ведут себя как истинные профессионалы. Говорил, что зал оплачен, люди уже раскупают билеты, и все это таким тоном, будто истинный профессионал сразу должен понять. А я думал: Что это вообще такое — истинный профессионал? Что тут такого японского?

А как вы, наверное, знаете, обмен подарками в Японии большое дело, и отчасти важно, чтобы подарок был завернут как полагается. Люди ездят в Японию, но не улавливают сути. Им кажется, японцы только про обертку и думают, только бы выглядело пристойно, и не важно, что внутри какая-то дрянь. И я подумал: Вот чего они ждут, раскупили обертку и ждут, что я выдам им какую-то дрянь, которая в эту обертку влезет, мне положено быть истинным профессионалом и радоваться, я ведь им что-то дал и оно влезло в обертку. И я подумал: не о чем тут говорить.

Ну, наступил долгожданный вечер, люди купили билеты, хотели послушать, как я играю, кажется, шесть шопеновских мазурок баркаролу три ноктюрна и сонату. Я подумал: если сыграть мазурки баркаролу ноктюрны и сонату, не важно, что еще я сыграю. Я не говорю, что это программа моей мечты, но я хотел, чтобы фортепиано контрастировало с чистейшей перкуссией, а про Шопена уже был уговор. И часа четыре я играл на барабанах, плюс шесть мазурок одна баркарола три ноктюрна одна соната и шесть мазурок.

«СТ»: В результате чего толпа народу не успела на поезд в 23:52 с Паддингтона и была недовольна.

Ямамото: В результате чего толпа народу не успела на поезд в 23:52 с Паддингтона.

«СТ»: И вы уже года два не концертировали?

Ямамото: Ну да.

«СТ»: Но пообещали Королевскому концертному залу, что в этот раз на поезд никто не опоздает.

Ямамото: Никто не будет бродить по улицам Лондона в два часа ночи.

«СТ»: Тяжело было?

Ямамото: У меня хорошее предчувствие.

В конце говорилось, что вечером Ямамото выступает в Королевском концертном зале.

Л не жаловался, но сидел несчастный. Я все думала о бесконечно прекрасных фрагментах, которые не вписываются в законченное целое. И о мазурках на фоне чистейшей перкуссии. Потом я подумала, что надо бы заняться нуждами моего ребенка, каковой сидел несчастнее некуда.

Я сказала: Хочешь, пойдем в «Саутбэнк»?

Л удивился.

Я сказала: Найдем столик, поработаешь, а потом сходим на концерт.

Он сказал: Я не хочу на концерт.

Я сказала: У тебя будет целый стол.

Он сказал: А можно мне мороженое?

Я сказала: Да.

Он сказал: А можно мне «Хаген-Даз»?

Я сказала: Да. Если у них будет.

Он сказал: Идет.

Я сказала: Хорошо. Постарайся вести себя как разумный представитель человеческой расы.

Мы поехали в «Саутбэнк», и там я нашла столик как можно дальше от всех точек, где торговали едой. На соседнем столе Людо разложил «Зов предков», «Белый Клык», «Фергюса», «Пита», «Тар-Куту», «Мардука», «КАЛЬМАРА!», «АКУЛУ!», «ВОЛКА!», «КАСАТКУ!» и «Правдивые истории о выживании». То и дело он убегал побегать вверх-вниз по лестнице потом возвращался убегал возвращался поработать над 24-й песнью «Одиссеи». Ну что поделаешь.

На «Набережной» я уже купила Людо карандаш с фонариком. Теперь я купила два билета на концерт, самых дешевых. В 20:00 я сдала коляску в гардероб, оставив нам «Зов предков» и выдержав яростную битву с нечутким гардеробщиком, и объяснила Людо, что, если заскучает, пускай читает «Зов предков». Я сводила его в туалет, и он сказал, что ему не надо. Я отметила, что зато он теперь знает, где туалеты, + сказала, что, если захочет во время концерта, может сходить, потому что места наши у прохода.

Я купила программку — думала, там будут еще какие любопытные соображения Ямамото. Программа концерта была такова: Бетховен. 15 вариаций Eb и фуга на тему из «Творений Прометея», соч. 35 («Героические вариации»); Брамс. Вариации на тему Роберта Шумана, соч. 9; Веберн, Вариации для фортепиано, соч. 27. Антракт. Брамс. Баллады, соч. 10: № 1 ре-минор, на тему старошотландской баллады «Эдвард», № 2 ре-мажор; № 3 си-минор; № 4 си-мажор.

Заходя в зал, все отчасти затаили дыхание (во всяком случае, мне так показалось): никто не удивился бы, увидев барабаны. Но на сцене стоял только рояль. Вышел Ямамото, и все зааплодировали. Он сел и заиграл «Героические вариации».

«Героические вариации» подошли к концу, и все зааплодировали. Ямамото ушел со сцены, вернулся и сел. Заиграл «Вариации на тему Роберта Шумана».

«Вариации на тему Роберта Шумана» подошли к концу, и все зааплодировали. Ямамото ушел со сцены, вернулся и сел. Заиграл «Вариации для фортепиано», соч. 27, Веберна.

«Вариации для фортепиано» подошли к концу ровно через шесть минут, и все зааплодировали. Ямамото ушел со сцены, и объявили антракт.

Я купила Людо мороженое и прочла напечатанную в программке шотландскую балладу «Эдвард».

Антракт подошел к концу. На часах было около 21:00.

Мы вернулись в зал, и восемь из каждых десяти слушателей негромко и коротко хихикнули один за другим. На сцене появилось много нового. Куча барабанов, и стойка с колокольчиками, и два стакана воды на подставке — сразу все и не разглядишь. Ямамото вышел на сцену, все зааплодировали, а он сел и заиграл.