
Онлайн книга «Нелетная погода»
– Что? – жадно спросил Снерг. – Не хочу создавать у тебя раньше времени пристрастного впечатления. Ты должен будешь прийти ко всему сам – ты, тот, кто придет на смену Сергачеву, кто-то еще… Главное, не бойтесь всего, исходящего от Эльдорадо. Не руководствуйтесь логикой Сергачева: «Сегодня они доброжелательны, но кто знает, что будет завтра…» Нельзя так думать о людях, которые, что бы там с ними странное ни происходило, рождены и воспитаны Землей. Меньше бойтесь, больше думайте. Не отрицайте опыт стариков, но и не руководствуйтесь только им. – Как-то это вы… – сказал Снерг. – Будто прощаетесь, ей-богу… – Возможно, и прощаюсь… Ты ничего не понял, Стах? Превосходно, дядюшка Мозес еще не разучился владеть собой. Прощаюсь на всякий случай. Лечу ставить эксперимент; самый, думаю, опасный в моей жизни. Не спрашивай, ничего я тебе сейчас не скажу. Из суеверия и из обычного человеческого желания не выглядеть смешным – вдруг да выставлю себя на посмешище в случае неудачи? И так кое-кто, глядя мне в спину, думает, что старый толстый Мозес всю жизнь валял дурака, именуя это занятие «случайным поиском». – Все же вы… – Не нужно, – мягко сказал дядюшка Мозес. – Не притворяйся. Ничего у меня не вышло. Шамбалу я не нашел. Пытался вскрыть корни и истоки парапсихологических способностей – свою «единою теорию» так и не создал. Свел кое-что в систему – так, по мелочам, нашел кое-какие закономерности… Вот и все. Пытался конкурировать с крупными научными центрами, создавая свой любительский институт. Нет, я до сих пор считаю, что поступил правильно, что крупные научные центры раздробили проблему и узкой специализацией лишь навредили. Но то ли нет у нас человека, способного создать единую теорию, то ли не настало время. Вот и приходится идти на эксперимент. В худшем случае будет что-нибудь вроде мгновенной остановки сердца… Знаешь, мне приходит в голову, что Эльдорадо замкнулось по той же причине – мало у них пока данных, рано выбегать на улицу с архимедовским воплем. Возможно, имеет смысл сравнить всю их планету с ма-аленькой лабораторией, с одним добросовестным исследователем, осмотрительным и неторопливым? – Но они все-таки не «ма-аленькая лаборатория», – сказал Снерг. – Да, – согласился дядюшка Мозес. – Это одна из тех загадок, которые нужно обязательно разгрызть… Рискну я, знаешь ли, Стах. Пойду в разведку боем. Я, конечно, изо всех сил постараюсь уцелеть. Но если что – никого в случившемся не винить и изучать то, что после меня останется, народу у меня мало, но ребята головастые, отчаянные, сам знаешь, по всей Ойкумене подбирал… И на тебя надеюсь. И знаешь, в случае чего… Пусть Шеронин споет что-нибудь вроде «Сотворения человека» – нравится мне… И на похороны, если уж совсем не повезет, пусть никто из вас не является – я так хочу. – Если бы вы хоть что-то… – тоскливо сказал Снерг, наперед зная ответ. – Не буду я над вами смеяться, вы же понимаете… – И не проси. Сумасшедшие гипотезы требуют схватки один на один. Ну, пора расставаться. Времени у меня… – он глянул в какую-то бумагу. – Времени у меня меньше трех часов. В три тридцать начнется, а мне еще добираться до Таймыра. И Алена беспокоиться будет – тебе давно пора вернуться. Он тут же спрятал бумагу, но Снерг успел рассмотреть гриф Проекта «Икар» и узнать стандартное расписание испытательных полетов. – Ну что же… – сказал дядюшка Мозес. – Давай руку. Хотел бы я поговорить и о вас с Аленой, глупые вы ребята, но из суеверия воздержусь – получится, что я заранее настраиваюсь на худшее. А я и не собираюсь. Риск – это не означает неизбежность. Не говорю ни «до свиданья», ни «прощай». Всего хорошего, Стах. Он крепко сжал руку Снерга, тряхнул несколько раз, посмотрел в глаза, улыбнулся: – А все-таки смерти нет… Повернулся и, по-медвежьи переваливаясь, пошел вдоль парапета, потом свернул и скрылся за углом. Снерг не шевелился, глядя в ту сторону. Минутой спустя над домами взвился мобиль, и голубые бортовые огни растаяли в темноте. Снерг смотрел вслед, сердце щемило, тоска и злое бессилие смешались с прямо-таки детской растерянностью перед нахлынувшими странностями. Неужели все-таки следующая ступенька, – молодые люди сто четвертого года? Почему же в голову лезут всякие глупости, почему упорно думаешь: «Я никогда больше его не увижу»? Глупости упрямы, но нужно быть еще упрямее, эксперименты в наши дни не должны заканчиваться смертью ученых… Алена сидела на тахте, поджав ноги, с выражением безграничной скуки на лице уставилась в телестену – музыка была едва слышна, проплывали горные пейзажи. «Четвертый канал, программа для Внеземелья», – машинально отметил Снерг. – Проводил? – Она не обернулась к двери. – Ага, – Снерг взял пенальчик дистанционного управления, щелкнул клавишей. Стена погасла. – Ох, как ты любишь иногда проявлять мужское начало. – Я же вижу, что тебе скучно и совсем неинтересно. – Ну тогда – спасибо, самой не пришлось вставать. – Давай не будем? – примирительно предложил Снерг, чувствуя, что барометр за время его отсутствия снова упал. – Давай не будем. А что мы будем? – В смысле? – А без всякого смысла, – сказала Алена. – Не вижу я никакого смысла. – В чем, Алешенька? – То-то и беда, что ни в чем. Ни за что я на тебя не злюсь, не думай. Может быть, я на себя злюсь. Или нет. Сама не пойму, Стах, что со мной? Или что с тобой? Или с миром? – Ты же чуткая, как нерв, суеверная актриса, – Снерг сел рядом, усталость давала о себе знать, и он растянулся во весь рост, положив голову Алене на колени. – Тебе положено понимать. – Вот я и понимаю, что ничего не понимаю, – Алена запустила пальцы в его шевелюру, перстень царапнул висок. – Взбалмошная, сама знаю. То ли тянет тебе сцену устроить, то ли хочется, чтобы ты мне сцену устроил. – С чего бы вдруг? – Ну, приревновал бы, что ли. Знаешь, сколько народу вокруг меня вьется? – Передушу, – сказал Снерг. – Хочется тебе изменить, так я тебя люблю. – Ты это брось, – сказал Снерг. – Тоже мне, нашла доказательство… – Хорошо, не буду… Стах, тебе не кажется – что-то должно произойти? Что-то метельное, вихревое? – Мне многое кажется, – сказал Снерг. – И не только мне. – Впечатление, будто нас разносит в разные стороны, разбегаемся, как галактики, перестаем понимать друг друга. Я о нас с тобой говорю. Если бы мне попалась в тексте пьесы подобная тирада, я обозвала бы это жуткой банальщиной и наотрез отказалась играть, но когда твои собственные мысли облекаются в такие выражения… – Ты просто устала, Алешенька, – сказал Снерг. – Влад напрочь замотал и себя, и вас. |