Книга Порочный круг, страница 102 – Майк Кэри

— Где Эбби Торрингтон? — спросил он.

— В хендонском полицейском морге.

Святой отец моргнул раз, второй, третий.

— Я имею в виду не оболочку, — проговорил он, и в его голосе мелькнуло раздражение, — а ее истинную сущность. Ее дух… Вы, как никто другой, должны это понимать.

Я, как никто другой? Спорное утверждение…

— Ее дух внутри медальона, золотого, в форме сердца. Отец Эбби сорвал его с шеи девочки вскоре после ее смерти. Думаю, в медальоне ее локон, за который и цепляется дух. Сейчас золотое сердечко у Фанке. Антон убил Денниса Писа в клубе «Золотое пламя» — это район Каслбар-хилл, знаете? — и забрал украшение.

— А где сейчас Фанке?

— Представления не имею. Гвиллем, если вы понимаете, что дух Эбби фактически и есть ее призрак, то как, ради всего святого, можете рассуждать о его уничтожении?

Он изумленно поднял брови.

— Разве не этим мы занимаемся? — спросил он. — Разве не такой властью наделил нас Господь?

— Мы? — Не знаю, почему я удивился: в конце концов, подобный вывод напрашивался, с учетом того, что именно Гвиллема орден Anathemata поставил во главе операции. — Вы изгоняющий нечисть?

Святой отец коротко кивнул.

— Собственно, таким образом я и понял, что Господь избрал меня борцом за Свое дело.

— Удивительно! — вырвалось у меня. — Я, например, таким образом понял, что никогда не буду работать на стройке. Что же вы используете, кусочек Честного и Животворящего Креста Господня?

Смерив меня задумчивым взглядом, Гвиллем опустил руку в нагрудный карман и достал маленькую книжку в черном кожаном переплете.

— Библию. Эту самую библию. Открываю ее и читаю вслух первый попавшийся на глаза псалом. Нетрудно догадаться, что слово Божье превращается в клетку для грешных душ. — Он спрятал библию в карман. — Говорю же, Кастор, я солдат. Если бы мог спасти девочку, непременно бы спас. Но я не могу и не позволю ее душе стать лазейкой, через которую на землю попадет один из влиятельнейших командиров ада. Сатанистский ритуал требовал принести в жертву и душу, и тело девочки; не обладая душой, его не завершить. Поэтому спрашиваю снова: где сейчас Фанке?

— Не имею ни малейшего представления, — повторил я, сказав почти правду. Я действительно не знал, где Фанке находился в тот момент, зато мог не без уверенности предположить, где он окажется в самое ближайшее время, но решил промолчать. Вероятно, Гвиллем имел больше шансов помешать Антону, чем я, но ценой души Эбби? Нет, ни в коем случае! Как после такого смотреть на себя в зеркало?

Гвиллем кивнул Саллису, который шагнул к моему стулу, спрятал пистолет в надетую под куртку кобуру и обеими руками схватил меня за волосы. Я пробовал сопротивляться, но стоя передо мной, он находился в куда более выгодном положении. Гвиллем неспешно откупорил бутылочку и смочил ее содержимым ватный тампон. В воздухе запахло каким-то сильным дезинфицирующим средством. Святой отец аккуратно обработал мне кожу у основания шеи и бросил использованный тампон на столик.

— Я рассказал все, что знаю! — огрызнулся я.

Бр-р, оказывается, говорить с запрокинутой далеко назад головой совсем непросто.

— Увидим, — коротко ответил Гвиллем, вскрыл блистерную упаковку, набрал лекарство и чуть надавил на поршень, выпустив маленький фонтанчик. — Держи его крепко, — велел он Саллису, наклонившись к саквояжу, так что я на секунду потерял его из виду. — Если попаду в сонную артерию, он скорее всего погибнет.

А вот это новость во всех отношениях неутешительная! Даже если выживу, Гвиллем накачает меня каким-то производным тиопентала в надежде услышать более полный и откровенный рассказ. Как же его остановить? Черт, в голове ни одной идеи!

Так, что мне известно о сыворотках правды? Лишь то, что почерпнул из дешевых шпионских романов, хотя почерпнул я фактически одно: сыворотки не работают. На деле они — самые обычные растормаживатели: перерезают тормозные тросы, заставляя нестись свободным ходом и болтать обо всем, что придет в голову.

После инъекции пропофола или пентотала люди не способны на сознательную ложь, а вот на бесконечный ассоциативный понос более чем способны. Именно поэтому наркотики правды исчезли даже из дешевых шпионских романов.

С другой стороны, разве хотелось мне делиться с Гвиллемом ассоциативными мыслями об Асмодее, Эбби, Джулиет или церкви святого Михаила? Нет, абсолютно не хотелось. Пожалуй, в подобной ситуации откровенничать не стоило.

В тот самый момент из глубин сознания всплыла мысль, совершенно ерундовая — я даже не подозревал, что на такие способен. Неожиданно вспомнилось, к какому классу принадлежат сыворотки правды — и вот он, скелет идеи, жалкой, дурацкой, но куда более предпочтительной, чем ничего. Попробовать стоило, хотя имелся очевидный недостаток: если бы не получилось, я мог не проснуться… Я часто-часто задышал, с шумом выталкивая из себя воздух.

— А не удобнее его отключить? — поинтересовался Саллис с неприличным с моей точки зрения энтузиазмом.

— Вряд ли, — буркнул Гвиллем. — Разве с проломленным черепом Кастор сможет отвечать на вопросы?

Он снова оказался в поле моего зрения, на этот раз с вертикально поднятым шприцем.

— Гвиллем! — старательно изображая затрудненное дыхание, позвал я. Вероятно, на моем лице читалась самая настоящая паника, потому что святой отец на секунду замялся.

— В чем дело?

— У меня аллергия!

— На что именно? — с подозрительной мягкостью спросил он.

Какое из двадцати возможных лекарств в одноразовом шприце? Придется гадать.

— На пропофол.

— Тогда можете успокоиться, — пожал плечами Гвиллем. — Здесь не пропофол.

Игла приблизилась к шее. Я дернулся в железных объятиях Саллиса, и Гвиллем остановился: убивать меня ему не хотелось, по крайне мере, пока не отвечу на оставшиеся вопросы.

— Держи его крепче! — прохрипел он.

Саллис схватил меня за шею и придавил всем телом, стараясь максимально ограничить движения.

Естественно, подобными маневрами я лишь пытался выиграть побольше времени и работал легкими, словно кузнечными мехами, чтобы сделать побольше глубоких вдохов до тех пор, пока игла не проткнула мою кожу, и большой палец Гвиллема не нажал на поршень.

На сознание упал красный занавес, потом, через секунду, черный. Нет, это не занавесы, а кирпичные стены! Я провалился в забытье, фактически не ощутив силу удара.

* * *

Пробуждение получилось медленным и болезненным. Кровоточащие обрывки мышления стекались, подобно капелькам ртути, и ультрахолодными озерами заливали фрактальные пустоты мозжечка.

Первым появилось «я», одинокое, ничем не подкрепленное. Просто я. Кто я? Где я? Хотя какая к черту разница? Абсолютно никакой! Дурацкое «я», кем бы оно ни было, подождет. Где-то рядом притаилась боль, поэтому хотелось спрятаться: вдруг не найдет?