Книга Вопрос Финклера, страница 24 – Говард Джейкобсон

Финклер похлопал его по руке:

— Имя было на кредитках, которые она у тебя вытащила, недурья башка!

— На кредитках есть только инициалы: «Дж. Дж. Треслав». Там нет имени Джулиан и тем более имени Джуль. Давай называть вещи своими именами, Сэм, — она считала меня евреем.

— И по-твоему, я единственный еврей в Лондоне, с которым она могла тебя спутать?

— Мы же только перед тем расстались.

— Случайное совпадение. Эта женщина, быть может, серийная антисемитка. Наверняка она каждого ею ограбленного называет жидом. Этим словом вы, неевреи, часто пользуетесь как ругательством. В школе употреблялись словечки «объевреить» или «зажидить», когда говорили про надувательство и воровство. Да ты и сам небось их употреблял. Вот что у вас прежде всего ассоциируется с евреями: воры и жулики. Может, она мстит таким, как ты? Может, она сказала: «За жидов» в смысле «зуб за зуб».

— Она сказала: «Ах ты, жид».

— Ну, значит, она просто обозналась. Там же было темно.

— Там было светло.

— Но ты недавно ссылался на темноту.

— Я сгустил краски.

— Ага, и навел тень на ясный день.

— Это было поэтическое преувеличение. Все произошло хоть и не ясным днем, но фонари горели ярко.

— Достаточно ярко, чтобы отличить еврея от нееврея?

— Было так же светло, как сейчас здесь. Похож я сейчас на еврея?

Финклер издал один из своих телевизионных смешков. Треслав знал, что Финклер никогда не смеется по-настоящему, от души, — и Тайлер частенько жаловалась, что вышла замуж за человека, не способного смеяться, — но в своих телепередачах он мог заливисто расхохотаться в ответ на чье-нибудь замечание. Треслав поражался такому явному притворству, но сотни тысяч зрителей принимали хохот Финклера за чистую монету.

— Давай спросим об этом публику, — предложил Финклер.

И на какой-то миг Треслав с ужасом подумал, что тот и впрямь обратится сейчас к посетителям чайной: «Поднимите руки все, кто считает этого человека похожим на еврея». Заодно это привлекло бы к Финклеру внимание тех, кто еще его не заметил или не узнал.

Треслав залился краской и пригнул голову, как будто надеясь таким образом снять с себя подозрение в еврействе. Кто когда-нибудь видел смущенного еврея?

— Вот такие дела, — сказал он после паузы, когда смог вновь поднять глаза на собеседника. — Что посоветовал бы твой Витгенштейн?

— Для начала он посоветовал бы тебе вынуть свой нос из собственной жопы. А также из моей и из жопы Либора. Допустим, тебя побили и ограбили. Это неприятно. А ты еще до того порядком раскис. На наших встречах втроем обстановка не очень-то здоровая. Для тебя, по крайней мере. У меня и Либора хоть есть причина: мы скорбим. А ты нет. А если тоже скорбишь, это уже совсем хреново. Это типа извращения, Джулиан. Ты не можешь быть одним из нас. И ты не должен этого хотеть.

— Я вовсе не хочу быть тобой.

— Нет, хочешь — в некотором роде. Я не намерен тебя обижать, но у нас всегда имелось нечто, что ты хотел бы заполучить.

— У вас? Ты говоришь о себе и Либоре?

— Дурацкий вопрос. Если ты его задаешь, ты уже знаешь ответ. Но теперь тебе этого мало. Теперь ты захотел большего. Ты захотел стать евреем.

Треслав едва не захлебнулся чаем:

— Кто тебе сказал, что я хочу стать евреем?

— Ты сам, кто же еще? Иначе зачем вся эта твоя возня? Ты такой не один — многие люди по разным причинам хотят быть евреями.

— Однако сам ты хочешь обратного.

— Только не начинай говорить, как Либор.

— Сэм… Сэмюэл, читай по моим губам. Я. Не. Хочу. Быть. Евреем. Понятно? Ничего против вас не имею, но я хочу быть тем, кто я есть.

— А помнишь, как ты хотел, чтобы мой отец был твоим отцом?

— Мне тогда было четырнадцать. И мне нравилось, когда он сам предлагал мне врезать ему кулаком по животу. Своего отца я боялся даже локтем случайно задеть. Но это вовсе не значит, что я хотел быть евреем.

— А кто ты есть?

— Не понял.

— Ты сказал, что хочешь быть тем, кто ты есть. А кто ты есть?

— Кто я есть?

Треслав уставился в потолок. Он чувствовал, что это вопрос с подвохом.

— Вот именно. Ты не знаешь, кто ты есть, и потому хочешь быть евреем. Скоро ты отрастишь пейсы и заявишь мне, что вступил добровольцем в израильские ВВС, чтобы лично бомбить хамасовские лагеря. Это ненормально, Джулиан. Сделай паузу, погуляй спокойно по городу. Почаще бывай на людях, как ты это называешь. Найди себе девчонку и оттянись с ней на отдыхе где-нибудь подальше отсюда. Забудь обо всем остальном. Купи новый бумажник и живи в свое удовольствие. Поверь, тебя в тот раз ограбила вовсе не женщина, как бы сильно ты этого ни хотел. И вообще, кто бы там тебя ни грабил, не путай себя со мной и не называйся евреем.

Треслав уныло молчал, подавленный этой лавиной философической мудрости.

1

— Эй, Брэд!

Окликнувшая его женщина была примечательна волевой челюстью, каскадом белокурых локонов и платьем в стиле Регентства, [46] со впечатляюще глубоким вырезом. Уже в третий раз этим вечером Треслава — впервые после вынужденного перерыва работавшего двойником — принимали за Брэда Питта. На самом деле он был нанят изображать Колина Фёрта в роли мистера Дарси. На верхнем этаже одного из павильонов Ковент-Гардена [47] отмечался пятидесятилетний юбилей дамы, натурально звавшейся Джейн Остин — при таком-то имени кого же еще было изображать, как не героев соответствующих книг и фильмов? Все участники вечеринки были в костюмах той эпохи. Треслав щеголял в тесных бриджах, белой рубашке с широкими рукавами и шелковом шейном платке, напуская на себя холодно-высокомерный вид в соответствии с образом. И не мог понять, почему его принимали за Брэда Питта, — разве только Брэд Питт снялся в какой-то неизвестной ему экранизации «Гордости и предубеждения».

Гости быстро напивались и тупели. Только что обратившаяся к нему женщина также была пьяной и отупевшей. Вдобавок она была американкой. Все это Треслав понял по ее манерам еще до того, как она открыла рот. Она слишком явно выказывала свое удивление, чтобы быть англичанкой. У нее были слишком полные губы, слишком белые и слишком ровные зубы, походившие на две сплошные эмалевые дуги с черточками вертикальной разметки. Бюст ее был слишком высок и напорист — опять же не в английском духе. Если бы героини Джейн Остин имели такие бюсты, им не пришлось бы волноваться насчет перспектив замужества.