Онлайн книга «Вернуть себе клыки»
|
– Лады! – соглашается бармен. – Вот только скажи мне, как у тебя предстоят дела с законом? – Не слишком, – неопределенно вздыхаю. Чего мне скрывать от этих замечательных мужчин. – Пару часов назад я убежал из тюрьмы. Наступает звонкое молчание. На одной из колонн начинают позванивать музыкальные часы. Из маленькой дверцы выбирается крохотная серая мышка. – Пи-пи, – говорит она. – Пи-пи. Два часа второвечерника. До первоутрия осталось пять часов. Дверца закрывается, все смотрят на нее. – Герой! – оглушительным басом орет четырехрукий демон и всем ладонями хлопает меня по спине. От всей души поздравляет. Едва не испускаю дух. – Вот это да! – восхищается высокий тип в костюме. – Неужели среди нас теперь есть настоящий преступник! – Государственный! – изумленно вскрикивает Бьёрни. – Народ, он настоящий го-су-дар-ствен-ный преступник! – Троекратное ура герою! – дружно выкрикивают шовинисты. Я не совсем понимаю их радость, но в расспросы не вступаю. Мало ли, чего им во мне понравилось? Мы лакаем амброзиум из громадных стаканов. Потом счастливо бьем посуду в пьяном угаре. Демон и карлик затевают потасовку – разошлись во мнениях относительно внешней политики Валибура. В сусло пьяный жабоборотень, работник кухни, сидит перед настенным зеркалом и напевает "Гимн шовинистов" своему отражению. До меня доносится только один куплет, исполненный трескучим голосом. Что может лучше быть мужчины? Такого нет, и быть не может! Мы – мужики, и мы – едины! Кто не согласен – тому по роже! На словах "по роже" повар изо всей мочи трескает кулаком в зеркало. Стекло, к моему удивлению, не разбивается. Видимо, Бьёрни Каркович побеспокоился о безопасности заведения. Тем временем вороноборотень признается, что всю жизнь мечтал сделать что-то такое… – Такое преступное сделать я хотел, – он мертвецки пьян и едва ворочает языком. – Шовинист ведь – настоящий экстремал, понимаешь? Мы же яро настроены на победу мужчины над женщиной! Понимаешь? А ничего не делаем, сидим только в баре и набираемся каждый вечер… Да еще отбиваемся изредка от престарелых феминисток… Понимаешь? – Пони… ик!… маю, – побулькиваю из своего стакана. Рассказываю владельцу таверны о том, как стал государственным преступником. А еще сетую на несправедливую жизнь и бормочу про то, как меня нагло женили на одной красавице. – Она некромантка, пони… ик!… маешь? – говорю Бьёрни. – Мертвецов потрошит. Женился на ней… ик! На свою голову. Теперь боюсь, как бы она меня в зомби не превратила. Или еще хуже – в хомункулюса. – Не переживай, – бармен поднимает твердо сжатые кулаки. – Прорвемся, брат! Позже между нами разгорается спор на весьма интересную тему. Я доказываю, что женщин надо любить и уважать хоть изредка. Он возражает и рычит, мол, каждую "стерву" надобно утопить в шампуне. – Пусть только бульки пускает… – говорит Бьёрни. – Зачем топить? Лучше любить! – Во-во, – поддерживает он меня. – Залюбить до смерти! – Зачем? – не понимаю оппонента. А еще говорят, что пьяный пьяного с полслова понимает. – Не знаешь зачем? Да ведь бабы теперь даже в святая святых забрались! – орет он и стреляет из пулемета в потолок. Летит деревянная стружка, сыпется известь и штукатурка. – Писательство во все времена считалось исключительно мужским занятием! Ну?… Бьёрни выжидающе смотри на меня. – Ну? – поддерживаю беседу и прихлебываю из стакана. – Вот тебе и "ну"! – ревет владелец таверны. Рядом четырехрукий демон бросает рожей об стойку высокого типа в пиджаке. – Ты пойми, писать должны только мужики. А бабы – нет. – Почему? – Ты читал последние книги хоть какого-нибудь издательства? – спрашивает он. Мне остается только признать, что за оперативной деятельностью я не только книг, но и света белого не вижу. – Так вот, неграмотный мой, – поясняет Бьёрни. – Женщины создали новый вид второсортной литературы. А именно – Женскую Юмористическую Фантастику. Нет, я не имею в виду Великую и Единственную Писательницу, госпожу Громыхайко – она у нас исключение. Но остальные… – Что там такого, в этой женской литературе? – совершенно не понимаю собеседника. Не могу себе представить, чего же такого надо написать, чтобы тебя мечтали утопить в геле для душа? – А то! Ересь! – говорит бармен. – Картонные персонажи, никакущие миры, хрень, одним словом… – Да ладно тебе, – тоном темного и неначитанного человека пытаюсь его успокоить. – Может, не все так страшно, как тебе кажется? – Очень страшно! – замогильным голосом рокочет Бьёни. – Тут… Договорить он не успевает. Стена таверны, та самая, где находится дверь, разлетается на мелкие кирпичики. Некоторое время в облаке пыли стоит одинокая дверная створка. Но и она падает в груду обломков, издавая сиротливый скрип. В образовавшуюся брешь лезут орущие женщины. Тушь, помада и румяны потекли, ногти сломаны, не хватает накладных ресниц и париков. Феминистическое воинство выглядит очень страшно и источает смертельную опасность. В руках девиц поблескивают оторванные конечности железных големов и покореженные остатки орудийных башен. – На штурм! – орет седая бабулька в инвалидной повозке. – Бей мужиков! – оглушающий визг разносится по таверне. Дерущиеся демон и высокий тип в пиджаке останавливаются. Они поднимают головы и стремительно бледнеют, увидев толпу. – Международная Женская Но-о-о-о-очь! – вопит кто-то. Орда бабуль и матрон захлестывает помещение. В последний момент бармен перегибается через стойку и хватает меня за воротник. Рывок, я перелетаю на его сторону. За мной о дубовую столешницу ударяются женские тела. В таверне с бедных шовинистов сдирают последнюю одежду. – Давай сюда! – командует Бьёрни. Он пинком открывает небольшую дверцу за широким рундуком с бутылками. И бросает меня в темный проход. – Подземелье выведет тебя на улицу Алого Знамени! – летит вдогонку. – А как ты? – беспокоюсь за здоровье нового товарища. – За меня не беспокойся, – на его лице играет уверенная, но слегка печальная улыбка. – У меня четыре года женщины не было. Так что продержусь как-нибудь! До утра… Сотни рук хватают бармена за голову и дергают куда-то вниз. А я на карачках семеню в неизвестность. Вернее, на улицу Алого Знамени. Ощущаю облегчение. Ведь там, за кварталом Глухих Незабудок и за Сквериком Разлюбивших находится мой фамильный замок. |