Книга 1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 2. Июль-Сентябрь, страница 82 – Харуки Мураками

Аомамэ закрыла глаза, прислонилась к перильцам и закусила губу. А затем присела на горку в той же позе, в какой сидел Тэнго, и уставилась в небо на юго-западе. Две луны висели там как ни в чем не бывало. Она перевела взгляд на балкон третьего этажа, откуда наблюдала за Тэнго. И ей почудилось, будто за балконными прутьями все еще роятся ее дурацкие, никчемные сомнения.

Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Вот как теперь называется этот мир. Я прибыла сюда полгода назад, а теперь собираюсь исчезнуть. Прибыла не по своей воле — но исчезаю осознанно. Я уйду, а Тэнго останется. Каким будет этот мир для него, понятия не имею. Ну и ладно. Главное — я умру за него. Жить для себя у меня все равно не вышло. Такую возможность у меня отняли с самого начала. Но слава богу, за Тэнго могу умереть с улыбкой на губах.

Легко.

Сидя на горке, Аомамэ пыталась уловить хотя бы дух Тэнго, сидевшего здесь так недавно. Но, увы, ничего не осталось. В предчувствии осени ветер раскачивал кроны старых деревьев, рассеивая по свету любые следы прошедших событий. А она все сидела и смотрела на две луны в небесах, утопая в их бесстрастном свете и в шелесте автомобильных шин с хайвэя. Ей вспомнились паучки, что плели свою паутину над лесенкой пожарного выхода. Как они там, интересно? Все еще ловят мух?

Аомамэ улыбнулась.

Вот я и готова, подумала она.

Только прежде нужно кое-куда наведаться.

Спустившись с горки, Тэнго вышел из парка и побрел по городу куда глаза глядят. На ходу пытаясь хоть как-то упорядочить хаос в голове. Но ничего не получалось. Слишком много разных мыслей посетило его, пока он сидел на горке. О второй луне, о кровных узах, жизни с нуля, фантоме матери, о Фукаэри, «Воздушном коконе» — и, наконец, об Аомамэ, которая где-то здесь, совсем рядом. Мыслей было столько, что охватить их уже не хватало воображения. Хорошо бы сейчас просто завалиться в постель и заснуть. И все, что можно, додумать завтра. Сейчас никакие размышления уже ни к чему не приведут.

Когда он вернулся домой, Фукаэри сидела за его рабочим столом и сосредоточенно точила карандаш. Обычно он хранил в деревянном стакане с десяток карандашей, но теперь их почему-то стало уже около двадцати. Она точила их один за другим. Никогда еще до сих пор Тэнго не видал настолько безупречно заточенных карандашей. Каждый грифель походил на жало какого-то насекомого.

— Тебе-звонили, — сказала она, проверяя пальцем на остроту очередной карандаш. — Из-тикуры.

— Я же просил не брать трубку.

— Слишком-важный-звонок.

Можно подумать, заранее знала, подумал Тэнго.

— Чего хотели? — спросил он.

— Не-сказали.

— Но звонили из санатория в Тикуре? Ты уверена?

— Просили-чтоб-ты-позвонил.

— Чтобы я позвонил?

— Лучше-сегодня-даже-если-поздно.

У Тэнго перехватило дыхание.

— Но я не знаю их номера…

— Я-запомнила.

Фукаэри продиктовала номер, он записал и взглянул на часы. Полдевятого.

— А когда звонили?

— Недавно.

Тэнго прошел на кухню, выпил стакан воды. Оперся ладонями о раковину, закрыл глаза и дождался, пока мысли в голове не придут хоть в какой-то порядок. Затем подошел к телефону и набрал номер. Возможно, умер отец. С чего бы иначе звонили в такое время, да еще и просили перезвонить?

Трубку сняла женщина. Тэнго представился и сообщил, что звонили из санатория, пока его не было дома.

— Вы — сын господина Каваны? — уточнила женщина.

— Да, — ответил он.

— Значит, мы с вами недавно встречались.

Он вспомнил лицо медсестры, ее очки в золотистой оправе. Имя в памяти не всплывало.

— От вас звонили, пока меня не было дома, — повторил он.

— Да, действительно. Сейчас я передам трубку лечащему врачу, и вы поговорите с ним напрямую.

Прижав к уху трубку, Тэнго ждал, пока его свяжут с врачом. Но быстро этого почему-то не получалось. Казалось, механические трели «Отчего дома в горах» [27] не смолкнут в трубке никогда. Закрыв глаза, Тэнго вспоминал санаторий на мысе Босо. Волны Тихого океана, без устали набегающие на берег, приемный покой без единого посетителя, скрип колес больничных кроватей в коридорах, выцветшие занавески в палатах, отутюженный белый халат медсестры и паршивый кофе в столовой.

Наконец на том конце взяли трубку.

— Извините, что заставил ждать, — сказал врач. — Срочный вызов в другую палату.

— Не страшно, — ответил Тэнго, пытаясь вспомнить лицо врача. Но потом сообразил, что вообще-то ни разу с ним не встречался. Все-таки голова соображала еще неважно. — Что-то с моим отцом?

Врач выдержал паузу.

— За сегодня ничего нового, но… в последнее время его состояние неутешительное. Нелегко это говорить, но ваш отец в коме.

— В коме? — эхом повторил Тэнго.

— В состоянии очень глубокого сна.

— То есть — без сознания?

— Как ни жаль.

Соберись, велел себе Тэнго. Думай же, черт побери.

— Эта кома — результат какой-то болезни?

— Если быть точным — скорее, нет, — с явным затруднением ответил врач.

Тэнго ждал, что дальше.

— Сложно объяснить по телефону, — продолжил врач, — но дело здесь не в какой-то определенной болезни. Это не рак, не воспаление легких, не что-либо с конкретным медицинским названием. Никаких симптомов у него не наблюдается. Просто по каким-то причинам из организма вашего отца уходят силы, необходимые для поддержания жизнедеятельности. А поскольку причины эти неизвестны, мы не можем определить и способ лечения. Капельницу ставим, искусственное питание вводим, но это меры профилактические и лечением как таковым не являются.

— Можно откровенный вопрос?

— Разумеется, — сказал врач.

— Ему осталось совсем недолго?

— Если состояние не изменится — скорее всего, да.

— Значит, он просто умирает от старости?

Врач издал какой-то неопределенный звук.

— Вашему отцу всего шестьдесят, — ответил он. — В таком возрасте от старости не умирают. Тем более, что и здоровьем его господь не обидел. Кроме собственно болезни Альцгеймера, никаких серьезных недугов. Все проводимые нами анализы и измерения показывали, что физически его организм в удовлетворительной форме и амбулаторного лечения не требует.