Онлайн книга «Ларец Марии Медичи»
|
– Скажите мне, я обязан быть этим – как его? – свидетелем? – Обязаны, товарищ Михайлов. А когда я вызову к себе или, если для вас это более удобно, нанесу вам визит, то попрошу подписаться, что вы уведомлены об ответственности по закону за дачу ложных показаний. – Я? Уведомлен? – Ну разумеется! Я ведь обязан буду уведомить вас. – Сейчас, значит, составлять протокол не будете? – К сожалению, бланков не захватил. Вы давно знаете этого человека? – Недавно. Случайно познакомились. – Где, если не секрет? – Какой же тут секрет, если я обязан по закону? В магазине с ним разговорился, в антикварном, на Арбате. Между прочим, имейте в виду: я только сейчас от вас узнал, что этот субъект иностранец! – А фамилия? – Мало ли у нас людей с нерусскими фамилиями? Может, он из Прибалтики? – Резонно. Но все это к делу отношения не имеет. Он что, картину у вас хотел купить? – Можно сказать, что и картину, – усмехнулся Михайлов. – Во всяком случае, в этом роде. – Вы-то сами картины пишете? – Я, знаете ли, больше реставратор. Но и пишу, конечно, немного, для себя. – Он у вас уже что-нибудь приобрел? – Так, одну штучку. Пустячок. – Платил советскими деньгами? – Я же сказал вам, что принял его за нашего? А с валютой никогда дела не имел. – Понимаю! – кивнул Люсин. – Сколько вы взяли с него за рублевскую «Троицу»? – Ух ты! Не в бровь, а в глаз, товарищ начальник! Все ищете! – Да нет, Виктор Михайлович, к сожалению, не все. – Это он сам вам об иконе сказал, или своим умом дошли? Дедуктивным, так сказать, методом? – Я охотно отвечу на ваши вопросы, но сначала все же позвольте спрашивать мне. Сколько вы получили за икону? – Пятьсот. – Это за рублевскую-то школу? – Она такая же рублевская, как… – Силясь найти сравнение, он пошевелил пальцами, словно раздавал карты. – Это старая, безнадежно испорченная доска, вновь расписанная в девятнадцатом веке. Цена-то от силы ей рублей семьдесят. Ну, сто! – Сознательно, значит, обманули покупателя? – Обманул? И не думал. Она ему понравилась, я назвал цену, а он взял. Все законно. – Выходит, он сам обманулся? По неопытности? – Не думаю. Рублевская школа потянула бы как минимум еще на два нолика. Эта же штучка вполне качественная, редкая. Где ее достанешь? Тут и переплатить не грех. И тем более, вы говорите, что он иностранец. У них там она столько и потянет, да еще в долларах. Прямой смысл был ему купить. – А вывезти? – Это уж его дело. Я не знал, что он иностранец. – Когда вы с ним познакомились? – В понедельник. – Где передали икону? – У меня дома, на другой день. «То есть во вторник, а в среду он уже не вернулся ночевать в свой номер. Так-то вот…» – Кто-нибудь еще знал об этом? – О чем это вы? – Я имею в виду, знал ли кто-нибудь, что этот человек купил у вас за пятьсот рублей, как вы говорите, копию рублевской «Троицы»? – Не думаю. Я-то, во всяком случае, никому ничего не рассказывал, но за иностранца, конечно, не поручусь. – А если бы кто-то случайно узнал про это и, не будучи, конечно, осведомлен, что икона на самом деле представляет собой всего лишь копию, сделанную в прошлом веке, попытался ею завладеть?.. Улавливаете ли мою мысль? – Тюкнул иностранца, чтобы присвоить ее? – Ну, необязательно это… – поморщился Люсин, – но примерно. Возможно такое? – Вам виднее, – пожал плечами Михайлов. – Скажу только, что и за меньшее убивают. – Что вы имеете в виду? – А вон таксиста позавчера какая-то сволочь по голове трахнула. Мне нынче шеф все рассказал, пока сюда в гостиницу вез. У него всего выручки-то семь рублей было, как потом по счетчику определили. А тут икона, за которую полкуска плачено, а она, может, куда больше стоит… Могли соблазниться… – Не подозреваете – кто? – Кто ж его знает, с кем он тут познакомился? – А с вами как? – Да разговорился я с ним, на свою беду, в комиссионке. Там три миниатюрки продавались на финифти: «Преподобный Серафим», «Сергий Радонежский» и «Нечаянная Радость» – всего сто рублей. Он их в лупу разглядывал, сомневался насчет трещин. Финифть, конечно, дело верное, чистый восемнадцатый век. Я ему и посоветовал купить. Он уже и чек велел выписывать, да махнул вдруг рукой и сказал, что возьмет одного Будду – он еще и Будду там присмотрел, – потому, как хочет настоящую, писанную на доске икону и, по возможности, древнюю. Ему, конечно, идола завернули и говорят, что иконами не торгуют! Тут я сказал, что зря он миниатюры не купил, долго они на прилавке не пролежат. Я как в воду глядел, потому что в среду их уже не было. Будь у меня тогда деньги – я бы сам их купил. Одним словом, вышли мы из магазина вместе, разговорились, я и пригласил его к себе кое-что поглядеть – не для продажи, конечно, тогда я об этом и не думал. – У вас много икон? – Нет, не очень… Случайно попадаются, конечно, я же реставратор. – Ваши иконы, Виктор Михайлович, меня не волнуют, – заверил его Люсин, – собирайте себе на здоровье, дарите их или там продавайте, если это не нарушает закона. Меня только иностранец интересует. Он что, сам предложил вам продать ему икону? – Конечно, сам! Он сразу на нее глаз положил. «Подлинник?» – спрашивает. – А вы? – А что я? Я говорю: «Подлинник, хотя и не рублевской школы». Разве не правду сказал? Он же спрашивает: «А время приблизительно то же?» – «Ну, – сказал ему я, – время точно установить не удалось». Он тут же полез за бумажником и спросил: «Сколько?» Я назвал ему цену, он без звука отдал. Вот так… – Вы говорите, он в тот день приобрел в магазине Будду? – Да, в понедельник. – Не сможете ли описать мне его? – Отчего же? Бронзовый, со стершейся позолотой. Страшный такой. Волосы – как пламя, пузатый, с натуралистическими подробностями. «Он самый и есть. Надо будет позвонить – справиться, когда продали». Люсин сделал в блокноте пометку, потер лоб, сморщившись, помолчал с минуту, потом спрятал свои записи и сказал: – Ладно, товарищ Михайлов. Спасибо за информацию. На сегодня, думаю, все. Простите, что отнял у вас, – он взглянул на часы, – двадцать пять минут. Вы сейчас куда? – Домой, с вашего позволения. Не возражаете? |