Онлайн книга «Ларец Марии Медичи»
|
– Кто он, этот Воздвиженский? – Проректор духовной академии. – Он согласится подтвердить, что приходил к вам? – Я так думаю! Он же действительно приходил. Лев Минеевич, вспоминаю теперь, даже открыл ему дверь. «В таком случае у тебя железное алиби. И на вторник и даже на среду… Как я и ожидал, налицо алиби…» – Как, где и когда вы познакомились с иностранцем? – В комиссионном на Арбате, в понедельник, совершенно случайно разговорились. – Вы продолжаете настаивать на прежней версии? – Не понимаю… – О случайном знакомстве в магазине я уже слышал от вас в первую нашу встречу. – Ну и что? Как было, так и говорю. Люсин чуть приподнял брови и повел плечом, всем своим видом показывая, что лично ему совершенно безразлично, врет Михайлов или же говорит правду. – Я же вам правду говорю! – наклонился к нему Михайлов. – Сколько раз вы встречались с ним после знакомства? – Люсин словно не обратил внимания на эти слова Михайлова. – Один-единственный раз, у меня на квартире. – Что вы можете сказать по поводу его исчезновения? Что знаете об этом? – Абсолютно ничего. Я к этому не причастен. – Он не делился с вами планами на будущее? Не говорил, к примеру, как собирается провести завтрашний день? – Нет. Мы говорили только об искусстве. – Где вы приобрели эту икону? – У одной старухи. Купил. – За сколько? – Не помню… точно. Задешево. – Только что вы упомянули, что не верите в древние иконы, которые можно случайно купить у старухи за двадцатку. – Разве? – Представьте себе. – Ну, двадцатку я употребил в фигуральном смысле, в том смысле, что дешево. – А продали за пятьсот… Вы часто так продавали иконы? – Нет. Это был первый и последний раз. – А покупали? – Я, знаете ли, чаще меняюсь. – Это как понять? – Старухи любят яркие, новые иконы, без дефектов и охотно отдают за них старые образа. Порой ведь берешь совершеннейшего кота в мешке – абсолютно черную доску! Никогда заранее не знаешь, что из нее получится. Отмоешь, потратишь время и труд, там, – он развел руками, – только пятна облупленной краски и дырки от оклада. – Вот вы то и дело говорите: «Старуха, старухи…» Это основная ваша клиентура? – Нет, конечно… Но с ними, естественно, чаще всего приходится вести дело. Да и кто в основном вокруг церквей трется? Старухи опять же… – А у вас какие дела с церковью? – Я же реставратор! – Кто назначил цену за «Троицу»? – Я. – И он сразу согласился? – Сразу. Сам даже взял стремянку и полез снимать. – Видимо, не в пример вам он правильно распознал ценность вещи. – Вряд ли… – Почему вы так думаете? – Они там, за рубежом, наслышаны о русском Эльдорадо, думают, что у нас Византия чуть ли не на улицах валяется. Купит какой-нибудь дурак попорченную доску восемнадцатого века, а дома у себя кричит, что это Рублев или Дионисий. – А вы-то откуда знаете? – Люди говорят. – Они-то, конечно, все там простофили, – усмехнулся Люсин. – Этот, который у вас «Троицу» купил за пятьсот целковых, тоже, видимо, очень наивный мужик… С кем из иностранцев вы имели дело раньше? Кому и когда продавали иконы? – Иконы я не продавал и с иностранцами, кроме этого, никаких дел не вел. – Раньше вы утверждали, что и этого приняли за русского, поскольку он говорил без акцента, но потом одумались и сознались. Откуда на самом деле вы узнали, что он иностранец? Он вам представился? – Женевьева сказала… – Стоп! Значит, Овчинникова имела касательство к этому делу? Вы подтверждаете? Михайлов кивнул и опустил голову. – Вы подтверждаете? – чуть повысил голос Люсин. – Да, подтверждаю. – Какое? – Она познакомила нас. – Но вы утверждали, что познакомились случайно, в магазине на Арбате. – Оно и было случайно в том самом магазине. Женевьева зашла с ним туда. Мы и встретились. Случайно. Мы ведь не договаривались встретиться. – А что было потом? – Потом она извинилась, сказала, что торопится, и ушла, мы же остались в магазине. Разговорились. Он спросил моего совета по поводу финифти… Одним словом, на улицу вышли вместе, он заговорил об иконах, и я пригласил его к себе. Тогда я и не собирался ему ничего продавать. – Как она вас представила друг другу? Какими словами? – Как обычно. Это мой друг, художник, а это месье такой-то, историк. – А Овчинникова не сказала, куда торопится? – Нет. – И потом вы ее об этом не спросили? – Как-то не пришлось… Я думаю, ей просто надоело возиться с ним. Она часто жаловалась, что приходится таскаться по всему городу. – Она знала, что вы пригласили его к себе? – Нет. Мы в тот день больше не виделись. И на другой день тоже. – А о вашей сделке знала? – Нет. Вообще, она тут абсолютно ни при чем. – Ну а теперь-то она, надеюсь, знает, что вы продали икону? – Конечно. – Почему? – Она же была там… в номере, когда вы распечатали коробку. – Ну и… – Она долго ругала меня, что я это сделал. – Вы, конечно, рассказали ей о нашей встрече в гостинице? – Конечно. Она настаивала, чтобы я все рассказал вам, но я ведь и так все рассказал!.. Почти все… – Когда она сообщила вам, что видела икону? – В тот день, когда вы меня… домой отвезли. Вечером. – Что она имела в виду, когда только что порекомендовала вам говорить правду? Какую правду? – О том, как все случилось… О знакомстве в магазине… – Тем не менее вы не сразу и не очень охотно последовали ее совету. – Не хотел ее впутывать. Разве непонятно? Она-то ведь ни в чем не виновата. – Так. Хорошо. Теперь попрошу вас внимательно прочитать протокол и подписать его. Проследите, правильно ли я записал ваши ответы. Михайлов пробежал глазами по строчкам – ему явно не читалось, он все думал о чем-то своем, потаенном, – и взял ручку, которую предупредительно пододвинул ему следователь. |