Онлайн книга «Ларец Марии Медичи»
|
– Родился он 28 мая 1696 года и был наречен Леопольдом-Георгом, по-венгерски Липот-Дердь. Но через четыре года вдруг было объявлено о кончине малолетнего сына князя Ференца… – И что? – Это было ложное известие, сударь. Наследник Ракоци был жив и здоров. Его укрыли в надежном месте, отдали под надзор верных, испытанных друзей. Ференц Ракоци, которого самого чуть не отправили в детстве на тот свет, сделал все, чтобы обезопасить сына, оградить его от наемных убийц. – Да, на это у него были основания, – прошептал ла Моль. – Еще бы! Особенно если учесть, что год спустя после мнимой кончины сына князь и княгиня были арестованы. – Все это выглядит достаточно убедительно. – Ла Моль потянулся к столу поставить бокал. – Вы, конечно, располагаете доказательствами? – Несомненно. Если вы знаете, у Ракоци после Леопольда-Георга было еще трое детей – два сына и дочь. Граф молча кивнул. – Так вот, в его завещании были упомянуты четверо! Черным по белому князь Ференц написал, что поручил старшего сына заботам друзей. – И сказано, каких именно? – Герцога Бурбонского, герцога де Мейна, графа Шарлеруа и… – ле Kappe сделал небольшую паузу: – И… графа Тулузского. – Что? Графа Тулузского? Чародея и ясновидца, который исчез при загадочных обстоятельствах? – Именно так, милый ла Моль! Чародея и ясновидца… Добавьте к этому еще и наследника тулузских графов Раймундов… – Замечательно, ле Kappe! Это заставляет нас на многое взглянуть иными глазами… Недаром же сей загадочный Сен-Жермен особенно выделял из своих знакомых именно этих четырех! – Обратите также внимание, ла Моль, что в числе многочисленных псевдонимов Сен-Жермена есть и такой… – Ле Kappe вновь на мгновение замолк, как бы подчеркивая этим всю значимость своих дальнейших слов: – Граф Цароки! – Граф Цароки? – нахмурился, словно что-то припоминая, ла Моль. – Это мне ничего не говорит. – Анаграмма фамилии Ракоци, – подсказал ле Kappe. – Ах да! Действительно… Вы просто великолепны, ле Kappe! – Благодарю, граф. – Кто еще, кроме вас, посвящен в тайну? – Четверо наших аристократов, которых я имел честь вам назвать, если, конечно, граф Тулузский жив… – И больше никто? – Затрудняюсь вам сказать со всей определенностью. – Ах, дорогой ле Kappe, это же очень и очень важно для меня! Разве командор не сказал вам, что орден поручил именно мне вступить в контакт с этим загадочным СенЖерменом? – Сказал, что такое поручение уже дано. Но имени не назвал. – Так вот, это я, дорогой лейтенант. – Сочувствую, граф. Не в обиду будет сказано, но вам предстоит неравное партнерство. – Я знаю, – сокрушенно поник ла Моль. – А что делать? – Делать нечего, – согласился ле Kappe. – Но вернемся к тайне. Если вас интересует мое мнение, то в нее, по-моему, посвящен еще и сам король! – Возможно… – задумчиво кивнул ла Моль. – Людовик действительно слишком благоволит ему… – Более того. Он распорядился воздавать Сен-Жермену почести как принцу крови. – Да-да. Это очень странно. – Вам все еще странно, ла Моль? – Нет, дорогой ле Kappe, теперь уже нет… После вашего рассказа я все вижу в ином совершенно свете. Раньше я полагал, что король выделяет Сен-Жермена в благодарность за услугу. – Вы имеете в виду трещину в бриллианте? – Да, ле Kappe, король очень дорожил этим камнем и, когда Сен-Жермен уничтожил трещину, был совершенно счастлив. Кстати, как это возможно – устранить трещину? – Есть много путей, – усмехнулся ле Kappe. – Во-первых, просто подменить королевский камень, подсунуть вместо него очень похожий, только целый. – А во-вторых? – Во-вторых, можно так же хорошо изучить науки, как граф Сен-Жермен. – Вполне, граф… Но это не исключает, конечно, более простой версии с подменой. Сен-Жермен сказочно богат и располагает, конечно, обширным собранием бриллиантов. На балу в Версальском дворце его видели с такими бриллиантовыми пряжками на туфлях, что двор был потрясен… Говорят, что маркиза де Помпадур не сводила с них глаз. – Но он-то сам уверяет, что действительно умеет лечить камни и научился этому в Индии. – Он многое говорит… – протянул ле Kappe. – Больше всего он любит, как бы случайно проговорившись, упомянуть о давно прошедших событиях, в которых якобы принимал участие. – Да. Знаю, – согласился ла Моль. – Недавно в свете зашла речь о Франциске Первом, и Сен-Жермен привел всех в великое смущение, обмолвившись, что часто беседовал с покойным Франсуа. – Ну это что! Франциск умер всего лишь двести лет назад. А что вы скажете про воспоминания Сен-Жермена о Христе? – Он и на это решается? – «Решается?!» Слишком слабо сказано, граф! Слишком слабо... «Мы были друзьями, – сказал он о Христе. – Это был лучший человек, какого я знал на земле, но большой романтик и идеалист. Я всегда предсказывал ему, что он плохо кончит». Как вам понравится такое? – Неслыханно! – Отчего же? – усмехнулся ле Kappe. – Как свет терпит столь очевидную ложь? – А разве Сен-Жермен хоть кому-нибудь пытался ее навязать? Такие вещи он роняет на ходу, с рассеянным видом, словно по забывчивости. Одни считают это чудачеством, другие относятся серьезнее. Тем более что загадочный граф действительно умеет творить чудеса. Он прославился как живописец, создавший светящиеся в темноте картины; его великолепные стихи полны недосказанностей и тревожат потаенным каким-то смыслом; сочиненные им сонаты и арии вызывают зависть профессиональных музыкантов. Разве вы не знаете, что очаровавший наше общество скрипач-виртуоз Джованнини был не кто иной, как наш проказник граф? – Я уже устал удивляться, ле Kappe, – покачал головой бедный ла Моль. – Вы уничтожили меня. Теперь мне понятно, почему Джованнини выступал в маске. – Это понять не трудно, ла Моль. Труднее объяснить те чудеса, которые показывал Сен-Жермен королю в своей алхимической лаборатории в замке Шато де Шамбор. – Я вижу, дорогой лейтенант, что вы всерьез прониклись верой в его сверхъестественные способности. Быть может, вы поверили и в его бессмертие? Простите меня, это несерьезно. Одно дело наши таинственные игры в подземельях Тампля. Это занимает ум, щекочет нервы. Но относиться ко всему этому всерьез? Нет уж, увольте. – А легендарный красный алмаз, граф? – Кто его видел, ле Kappe? – Мой пращур, который сгорел на костре, но так и не выдал тайны. |