Онлайн книга «Колдунья поневоле»
|
У заднего крыльца и точно маялся босой крестьянский мальчишка, которого Ольга смутно помнила – где-то доводилось видеть. – Что случилось? – спросила она холодно. Мальчишка с видом глупым и старательным произнес, как заученное: – Помирают, стало быть, Сильвестр Фомич. Совсем плохи, не встают с утра. Так и говорят: конец, мол, пришел. И некому водицы подать, не говоря уж про помощь. Вот Сильвестр Фомич и просят великодушно вашу милость явиться по доброте душевной, хотя б молитовку какую прочитать. Все бросили, в избу заходить не хотят… Удивительное дело, но в его взгляде Ольге почудилась откровенная неприязнь, решительно идущая вразрез с просьбой и заискивающим тоном… Думала она недолго. Как-никак была крепко обязана Сильвестру за избавление от разбойников – к тому же, что греха таить, это был удобнейший повод отлучиться из дома и подольше не встречаться с господином камергером… Не прошло и часа, как она верхом на Абреке въезжала в Кистеневку. Спрашивать избу мельника не пришлось – издали был заметен одинокий домишко, стоявший на отшибе от деревни, едва ли не в полуверсте. И возле него собралась немаленькая толпа, представлявшая собою, если прикинуть, все население Кистеневки, способное ходить самостоятельно. Совсем уж близко никто не подходил – мужики и бабы, старики и дети, старухи, девки и молодые парни сгрудились полукругом саженях в десяти от избенки. Изба выглядела ухоженной, содержавшейся в порядке и заботе (чем выгодно отличалась от иных крестьянских), вот только при ней не было ни единого дворового строеньица: ни хлева, ни конюшни, ни амбара, ни даже собачьей конуры. И огорода не было. Надо полагать, мельник, будучи бобылем, хозяйством не занимался совершенно – а значит, не испытывал в том ни желания, ни потребности. Ольга шагом подъехала к собравшимся, спрыгнула с седла, не глядя бросила поводья в чьи-то моментально протянувшиеся услужливые руки. По толпе прошел заинтересованный шепоток, как порыв ветра, и тут же утих. Любопытство в устремленных отовсюду глазах было каким-то бессмысленным, вроде коровьего – и эти лениво-примитивные взгляды Ольгу отчего-то разозлили. Похлопывая татарской нагайкой в чеканном серебре по голенищу сапожка, она двинулась прямо на толпу. К некоторому ее удивлению, перед ней не торопились расступаться. Чуть раздались в стороны, и все, дорогу не освободили. Взгляды стали какими-то озабоченными, напряженными. Послышалось глухое ворчание, смысл коего она не понимала. Ольга остановилась, недоуменно подняв бровь излюбленным княжеским жестом. Ворчание крепло, усиливалось, и наконец от тех, кто стоял ближе всех к ней, Ольга услышала что-то вполне членораздельное: – Барышня, не надо бы туда… – Неча там делать… Известно, Сильвестр… – Мы уж и матицу разбирали, и кол втыкали в потолок, а он все не кончается – известно… И сразу несколько голосов забубнили: – Известно… Известное дело… – Барышня, по-доброму – не след… Не стоит… С непонятно откуда взявшейся злостью Ольга шагнула вперед, подняла плетку к чьей-то глупо скособоченной бородатой физиономии и произнесла с холодной господской уверенностью, за которой стояли долгие столетия: – Дайте дорогу… Подействовало: «добрые поселяне» (как эту разновидность человечества именуют в пьесах на театре), оттаптывая друг другу ноги и неуклюже пихаясь локтями, довольно прытко раздвинулись, образовав узкий проход, по которому она решительно направилась к избе. Нагибаться не пришлось, притолока была высокая, сработанная под немаленький мельников рост. В горнице было полутемно (оба окна занавешены чистыми тряпицами), пахло сушеными травами и свежим бельем. Мимолетно глянув вверх, Ольга, к своему удивлению, обнаружила, что там зияет узкая продолговатая дыра: матицу, толстое бревно, на котором держался потолок, выворотили напрочь, а рядом с дырой виднелся толстый кол, забитый меж разошедшимися досками. Пожав плечами, она шагнула внутрь, огляделась, глаза привыкали к полумраку. Рядом с порогом стояла крынка с водой. У противоположной стены, на постели, звучно пошевелился человек, оттуда послышался слабый голос: – Спасибо, барышня… За спиной Ольги раздался голос проводившего ее сюда юного посланца – азартный, дрожащий от непонятного возбуждения, исполненный, казалось, жгучей надежды: – Дяинька Сильвестр, позволь, я те напиться подам… Жажда мучит, поди… А, дяинька… – Цыц! – прозвучал неожиданно сильный и резкий окрик. – Миколка, цыц! Не по себе дерево рубишь, мелкота… Пошел вон сей же момент, а то… Кому говорю? Я еще живой пока, смотри, хлебало завидущее… Ну? Мальчишка проворно юркнул в дверь и громко захлопнул ее за собой. Мельник пошевелился: – Водички бы… Подхватив крынку, Ольга без колебаний подошла к постели. Насколько ей удалось рассмотреть, мельник, много лет державший всю округу в почтительном страхе, выглядел хуже некуда: лицо невероятным образом иссохло, так что кожа обтянула скулы, челюсти, подбородок, ястребиный нос стал узким и заострился, рот провалился. Почти ничего не осталось от кряжистого, сильного, уверенного в себе человека, с которым она виделась не далее как позавчера, словно его подменили самым чародейским образом. Но голос был прежний, знакомый, звучный и властный, почти не подъеденный хворью. Из-под одеяла в цветочек вынырнула худая голая рука с обтянутыми кожей крючковатыми пальцами, больше похожими на гвозди, – бог ты мой, и это та самая широкая ладонь, что позавчера так уверенно покоилась на крученом поясе?! Мельник глотал воду жадно и громко, добрую половину проливая на одеяло. Ольга кинулась было помочь, но Сильвестр так зыркнул в полумраке, что она остановилась. – Чего уж теперь… – сказал он, словно бы в оправдание. – Эти – там? – Вся деревня, наверное, – сказала Ольга. Мельник уронил руку с пустой крынкой, разжал пальцы, и крынка, жалобно погромыхивая, укатилась под кровать. – Дуралеи, – обронил он с нескрываемым презрением. – Не было разговоров, что самое время клад искать? – А вы знаете, что-то такое я слышала, – вспомнила Ольга, подумав. – За спиной явственно прозвучало: теперь, мол, не грех и клад поискать, то-то, поди, запасено… – Я ж говорю – дуралеи, – процедил Сильвестр. – Бывает, конечно… вот только у меня никакого клада нет… по крайней мере такого, каким эти мизерабли могли бы воспользоваться. – Мизерабли? – подняла брови Ольга. – Откуда вы знаете такие слова? – А почему б и не знать? – судя по тону, мельник ухмыльнулся. – Значит, не зря про вас говорили… – Что? – Что человек вы непростой … |