Книга Хоббит, который слишком много знал, страница 90 – Вадим Проскурин

— Ну, ты, Хэмфаст, даешь, — только и смог он сказать. — Странный вы народ, хоббиты, обычно такие спокойные, скромные, тихие, а как что случится, только и остается дивиться, куда вся эта скромность девается. Ну, ты даешь…

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Надо бы нам с тобой заглянуть в гости к этой… Натке, — наконец сказал он. — Ты правильно сделал, что не убил ее, думаю, я смогу от нее кое-что узнать.

— Попробуй, — сказал я с сомнением, — но она сама почти ничего не знает, она такая же кукла, как и все здешние обитатели. Знать бы еще, чья кукла…

— Ты слишком драматизируешь. Кукла… Если разумный не предпринимает активных действий, выходящих за рамки привычного, это еще не значит, что он — кукла. Если так считать, тогда в Аннурском королевстве все куклы, кроме Гнея, Леверлина, ну и еще десятка людей.

— Но дело совсем не в этом! Да, большинство разумных не нарушают привычного течения действительности, но у нас в Средиземье не бывает такого, чтобы какая-то внешняя сила вмешалась в мыслеобраз и внесла в него новые воспоминания, которых раньше не было.

— Почему же не бывает? Ты прекрасно знаешь, какими элементалами это делается.

— Знать элементалы вовсе не означает иметь возможность. Ты же представляешь, как трудно четко выявить в разумной душе участок, содержащий нужное воспоминание или там мысль… Это же практически невозможно!

— Для тебя — да, для меня — тоже, а для более сильного мага?

— Но там же экспоненциальная сложность…

— А ты уверен, что нет более эффективных методов поиска?

— Как? Там же нет индексов.

— Уверен? Или мы просто не можем их найти? Или понять, что это индексы? Как бы то ни было, внешнее воздействие на душу существа не отрицает разумность и самостоятельность существа, подвергаемого воздействию. Все мы испытываем внешние воздействия, только опосредованно, через ощущения, слова и мысли, и это не делает нас куклами.

— Но одно дело слова, а другое — прямое ковыряние в душе!

— Я бы не стал называть это ковырянием. Ты хоть раз замечал, чтобы из души какого-нибудь жителя Аркануса под внешним воздействием что-нибудь исчезло?

Я напряг память, но не смог вспомнить ничего подобного.

— Не замечал, — признал я, — но я только совсем недавно начал заниматься этой проблемой.

— Конечно, — съязвил Уриэль, — раньше у тебя были другие проблемы. Вот начнется из-за тебя мировая война…

— С чего бы? — удивился я. — Я же ни на кого не нападал, или ты думаешь, что Шери и Сссра выступают на стороне нечисти?

— Нет, конечно. Но ты нарушил привычное течение событий, вывел армии из гарнизонов, одержал целую серию побед, естественно, твои конкуренты перепугались.

— Чего им бояться? Я же не на них нападаю.

— Ты здорово улучшил положение в империи, как военное, так и экономическое. Другие хозяева заопасались, что скоро ты станешь сильнее их всех, вместе взятых.

— Ну и что, теперь им надо нападать на меня? Почему бы им не начать с себя? Они могут сделать то же самое, что сделал я.

— Ты относишься к хозяевам как к существам, равным тебе, но они другие. Ты же был хозяином, ты сам говорил, что был тогда не в себе.

— Но я же не нападал на других хозяев!

— Возможно, это было вопросом времени. Как бы то ни было… мне все больше и больше кажется, что Арканус построен по принципу субъективного идеализма. А когда мы рассуждаем в рамках концепции субъективного идеализма, возникает третий вопрос философии — а кто субъект? В данном случае, думаю, субъектами изначально являлись хозяева, хотя это надо проверить. А когда в мир пришли мы, мы тоже вошли в число субъектов. Все остальные местные существа полноценными субъектами не являются и формируются как отражения процессов, происходящих в душах субъектов. Но это не означает их ущербности или еще чего-то подобного. Думаю, то внешнее воздействие на мыслеобразы, которое так тебя поразило, специально введено Творцом этого мира, чтобы скомпенсировать ущербность обычных жителей.

— Так ты думаешь, что эти воспоминания создает Творец?

— Ну почему же сразу Творец? Опять ты впадаешь в сапиентоцентризм. Будь я на месте Творца, я бы сотворил заклинание, которое делало бы это вместо меня. А сам Творец… Пятый вопрос философии «кто Творец» в случае субъективного идеализма не имеет однозначного ответа. Творец вовсе не обязан постоянно вмешиваться в дела мира, он вообще может покинуть мир сразу же после сотворения.

— Ну не знаю… — Я совсем загрузился. — Это надо обдумать…

— Совершенно верно! Это надо обдумать. Вообще, все надо обдумывать перед тем, как предпринимать действия.

Я пожал плечами:

— В целом это правильно, но иногда нет времени на размышления, и надо действовать быстро. Может, вы, эльфы, потому и покинули Средиземье, что не смогли примириться с этой необходимостью?

— Может быть. Ладно, хватит грузиться, давай допивать, да и спать пора. Утро вечера мудренее.

— Подожди, Уриэль! Ты еще не рассказал, что с тобой произошло.

— А что тут рассказывать? Я явился в Миррор, в город Хеллгейт. Похоже, этот мир подбирает каждому гостю наиболее подходящую точку входа, руководствуясь расовой принадлежностью посетителя. Ты — хоббит и попал к халфлингам. Я — эльф и попал к эльфам, пусть это и совсем другие эльфы.

— Как это другие?

— Миррорские эльфы называют себя темными эльфами. Они здорово отличаются от эльфов Средиземья и внешностью, и повадками, и философией. Они не бессмертны и гораздо слабее в магии, это совсем другая раса, но из тех рас, что живут в Арканусе и Мирроре, они наиболее близки к эльфам Средиземья.

— Но сейчас под началом Натки служат эльфы-наемники, и они выглядят совсем по-другому, чем ты, они больше похожи на описания из Красной книги.

— Это наемники, у них нет постоянных поселений. Хотел бы я, кстати, знать, откуда здесь берутся наемники? И дети Творца… Откуда они берутся?

— Не знаю. Ну так, ты явился в Хеллгейт — и что дальше?

— Меня сразу же приняли за очередного сына Творца. Тебе не повезло, Сакред Вейл уже достиг предельной численности населения, когда ты явился туда.

— Как это предельной численности? Это же захолустный городишко!

— Почему-то в этих мирах есть жесткое ограничение — население города вместе с пригородами и ближайшими деревнями не должно превышать двадцати пяти тысяч. Не знаю, в чем тут причина, но это ограничение соблюдается неукоснительно.

— Но как? Как вообще можно соблюсти такое ограничение? Допустим, население города составляет ровно двадцать пять тысяч и в какой-то семье рождается ребенок?

— Тогда в другой семье кто-то умирает от естественных причин. Я не знаю, чем это вызвано и как происходит, но это так, я проверял. Ну так вот. В Хеллгейт каждый день являлся один новый эльф — попеременно то юноша, то девушка. То, что однажды явились сразу двое и второй сын Творца оказался взрослым мужчиной, удивило местных чиновников, они даже доложили бургомистру, но тот покачал головой и ничего не сказал. А что тут скажешь? Миррор таит много тайн. В общем, меня посчитали обычным сыном Творца и направили на работу, как обычного сына Творца. Я должен был ловить рыбу в Хеллривере, это река, на которой стоит Хеллгейт, поначалу я так и делал, а потом создал копию: один я ловил рыбу вместе с другими эльфами, а другой занимался изучением Миррора и поисками тебя и Олорина.