Онлайн книга «Сажайте, и вырастет»
|
– Не получится,– грустно возразил урка. – Дурь на дурь не ляжет. – Тебе виднее. Фрол повернулся ко мне. – А ты, Будда? Что ты думаешь на этот счет? Неожиданно для самого себя я признался: – Однажды я составлю периодическую систему ядов. Расположу их по порядку. Как элементы в таблице Менделеева. Никотин, кофеин, этиловый спирт и так далее. Здесь – более сильная и опасная отрава, там – менее сильная... Фрол снисходительно хмыкнул. – Что ты знаешь про отраву, сынок? – Я несколько лет выпивал и курил. – Курил, выпивал... – передразнил татуированный. – А травку пробовал? – Ни разу. Мои сокамерники синхронно рассмеялись. – А черняшку? – спросил Фрол. – Белый? Марафет? А димедрол хотя бы? Нет? А ты видел, как зеки из эфедрина мутят первитин? А ты умеешь мел отбить из таблетки? А циклодол тебе известен, парень? Феназепам? Фенциклидин? Аминазин? Барбитура? Что, тоже нет? Вот это да, подумал я и честно сообщил: – Так далеко я не зашел. – И не дай Бог тебе зайти далеко! – хрипло провозгласил Фрол и опять передразнил: – Таблица!.. Тот, кто ее захочет составить, быстрее умрет, чем дойдет хотя бы до середины. У тебя, буддист, крыша поехала. Не о том думаешь! Фрол протянул мне кружку. – Держи! Чифирни! – Просветленный муж чифир не пьет,– ответил я. – Он пребывает в равновесии, а не возбуждает себя ядами. – Хапни кайфа, дурак, – терпеливо, добродушно выговорил коренной обитатель тюрьмы. – Чая осталось – на два дня. Хапни кайфа. После бани – в самый раз. Хапни. – Благодарю,– поморщился я. – Яды – это зависимость, а всякая зависимость – это тюрьма. – Правильно,– кивнул Фрол. – И снаружи тюрьма, и внутри тоже. Хапни кайфа! Покачав головой, я стал искать глазами свои учебники. – Я не сижу в тюрьме. Я – на свободе. А тюрьмы вообще в природе нет. Она иллюзия. Мы сами себе придумываем тюрьмы. Брови Фрола поползли вверх, зрачки расширились, дрогнули ноздри. Мне показалось, что своим отказом я безмерно оскорбил старика. – Если тюрьмы нет,– раздраженно выговорил он,– тогда что ты здесь делаешь, философ? Встань и уйди отсюда! – Куда? – Туда! – узловатый, коричневый от табака палец указал в сторону окна. – На свободу! – А свободы тоже нет,– ровным голосом изрек просветленный муж. – Она тоже иллюзия и обман. Фрол содрогнулся, словно монах, услышавший кощунство. Он вскочил и резво проделал несколько рейсов от стены до двери, но потом шумно выдохнул и остановился передо мной. – Никому,– проскрежетал он,– никогда такое не говори! «Тюрьмы нет... свободы тоже нет»... Есть! Есть, понял? Тюрьма – вот, здесь! Вокруг. А свобода – там! – Палец снова указал на окно. – А тут,– палец нацелился на мою упрямо наклоненную голову,– только философия. Был такой Ленин, Владимир Ильич, может, слышал? Так вот, он писал: идея становится материальной силой, когда овладевает массами! Овладевает, понимаешь? Фрол проиллюстрировал свои слова: он вытянул руки, сжал кулаки, а потом дернул локтями назад, одновременно для пущей наглядности резко подав вперед бедра. – Это писал не Ленин, а Маркс, – тихо возразил просветленный муж. – Одна шобла! Вот и тобой овладела,– старый зек снова проделал непристойное движение,– какая-то идея! Таблица ядов! Почерк сменять! Тюремная физкультура! Ты не живешь в натуральном мире, братан! Вокруг тебя – одни идеи! Философия! Которая сама по себе ничего не стоит, потому что как ты ее применишь на практике, а? Если тюрьмы для тебя нет, пройди сквозь стену и шагай домой! – Когда-нибудь,– ровным голосом высказался муж,– я это сделаю. – Пройдешь сквозь стену? – взвыл Фрол. – Да. – Охотно верю! – патетически выкрикнул кривой хребет. – Охотно верю тебе, брат! Я и сам, дело прошлое, про такое читал. Ты думаешь, я темный и неграмотный? Нет. Я знаю, что человек может очень многое, что на свете существуют люди, способные реально летать, читать мысли и все такое. Ага. Только этому надо учиться лет десять... – Двадцать. – Двадцать! И пока ты будешь долгими годами осваивать все эти сложные штуки, типа чтения мыслей, сидя в тюрьме,– знаешь, что с тобой произойдет? – И что же? – Ты – сгниешь!!! – Фрол, сверкнул глазами. – От туберкулеза! От менингита! От вшей! Чесотки! Клопов! От холода, голода и ментовского пресса! Сгниешь раньше, чем полетишь... Я промолчал. – Подумай об этом! Поразмысли. – Рецидивист вздохнул. – Я тебе не враг. Плохого не посоветую. Идеи, брат, – вот что тебя губит! – Хочешь,– спросил я после небольшой паузы,– я прочитаю твои мысли? – Попробуй. – Ты думаешь, что пора закурить сигарету. Толстяк, до того молчавший, засмеялся, и мы, все трое, с наслаждением закурили. Мысли прочесть весьма не просто, а вот внушить их иногда совсем легко. В этот момент послышался лязг – «кормушка» открылась. – Рубанов! Есть такой? – Есть,– весело ответил я. – С ВЕЩАМИ! 3 Повисла тяжелая пауза. Я шмыгнул носом. Дыра закрылась. Фрол тихо выругался. Толстый вздохнул. Оба они теперь смотрели на меня с сожалением и грустью. От внезапного острого приступа страха просветленный муж вдруг звонко пустил газы. Ницшеанский парняга почувствовал, что дрожит. От равновесия сознания не осталось и следа. Рот наполнился вязкой слюной. – Жаль,– пробормотал Фрол и покачал головой. – Что же, Андрюха, собирайся. Они ждать не будут. Уныло, но поспешно я стал укладывать в пластиковый пакет свое барахлишко: кружку, миску, полотенце и белье, тетрадки и учебники, мыло и зубную щетку, – нехитрый арестантский скарб. Сердце стучало. А вдруг? А вдруг? Ведь может же такое случиться, что неожиданно возник, вернулся из побега босс, и одарил всех заинтересованных лиц пачками зеленых денег, и сейчас меня выведут из ворот крепости со словами «свободен»? Почему бы и нет? Даже в самом низкопробном комиксе герою всегда везет!.. – Продукты,– озабоченно напомнил Толстяк. – Продукты возьми. – Нет, – сурово ответил я, решив, что в неизвестное будущее пойду налегке. – Возьми! – приказал Фрол. – Чай, сахар, курево – возьми по-любому! Никогда не знаешь, в какое место попадешь. Не включай героя! Бери все! Колбасу тоже! И масло! И яблоки! С этими словами Фрол взял газетный лист, ссыпал на него весь имеющийся в камере чай, свернул небольшой, очень плотный кулек и сунул его в мой пакет. Туда же последовал весь колбасный запас строительного магната. Все, до последнего куска. Без особых эмоций, без лишних слов, безо всякого ницшеанского пафоса они отдали мне все самое дорогое. |