Онлайн книга «Серебро и свинец»
|
– Ага… – пробурчал Норик, уткнувшись в тарелку. – Как всякого чужака, так привечать, а как родного отца – побоку, неблагодарные… Тэнна Айлия хлопнула ладонью по бедру. – Ты бы гостя постыдился! – укорила она мужа. – Гостя! – взвился хозяин. – Кто его приглашал, кто его привечал? Все без меня! Никакого почету в собственном доме! Гостя! Навели, понимаешь, всяких, хоть и ши, хоть кого, а лишь бы поперек! Сошников стиснул зубы. Очень хотелось дать визгливому мужичонке по зубам – несильно, ради вразумления, – но он понимал, что Елика его самого за такие дела приложить может. Не так больно, как обидно. И тем более не стоит встревать в чужую семейную ссору. – У-у!.. – проныл Норик не то угрожающе, не то капризно. – Все вы одно семя! Он стукнул кулаком по столу. Спецназовец сморщился – в детстве его бабка за такие дела по рукам била нещадно. Хлеб и стол почитать надобно… вот опять сорвалось – «надобно»! – Отец… – умоляюще вскинулась Елика, поглядывая на возлюбленного. – Что «отец»? – зло передразнил ее Норик. – Путается тут со всякими… ладно бы эллисейна нашла себе или хоть анойя, так нет… девка позорная… Сошников стиснул зубы так, что заскрипело за ушами, впился пальцами в дубовую лавку. Нет, если этот слизняк еще хоть слово скажет… Краем глаза он заметил, как испуганно смотрит на него Еликина матушка, будто ей передался душивший спецназовца убийственный гнев. И от этого взгляда пузырь, нараставший под сердцем, вдруг лопнул. Под взглядом Сошникова оннат Норик сорвался с лавки, грянувшись спиной об пол, и, пролетев через всю горенку, приложился к стене, точно прибитая метко брошенным сапогом крыса. – Мама!.. – охнула Елика. – Трисветлые дии! – прошептала тэнна Айлия. – Ой, е… – только и выдавил из себя Сошников. У него ни на секунду не возникло сомнений, что именно он сотворил эдакое чудо, но спецназовец не мог понять – как? – Василикс! – Оправившись от изумления, девушка обратила на своего любимого исполненный гневного укора взгляд. – Почему ты не сказал, что ты – чародей?! – Я не… – Слова застряли у Сошникова в глотке. В самом деле, как можно было отпираться, когда он только что одним усилием воли отправил в полет Еликиного зловредного папашу. – Я нечаянно… – прохрипел он и сам понял, насколько нелепо это звучит. Оннат Норик, кряхтя, поднимался с полу. – А ну, – потребовала Елика от Сошникова, – подними что-нибудь! – Как? – не понял совершенно сбитый с толку спецназовец. Больше всего его смущало, что свершившееся не воспринималось окружающими как чудо. – Взглядом! – нетерпеливо объяснила Елика. – Ты чародей или анойя? С трудом шевеля мыслями, Сошников нашарил глазами пустую деревянную кадушку – после того, что случилось с Нориком, он решил выбрать что-нибудь небьющееся. «Ну и как я буду ее поднимать?» – промелькнуло в голове, и одновременно представилось, отчетливо и ясно, как он тянется к кадушке рукой, как цепляет за ушко пальцами и тянет… Кадушка оторвалась от пола и медленно поплыла вверх. Наверное, она уперлась бы в потолок, если бы Сошников не сообразил, что происходит, и от изумления не потерял бы хватки. Деревяшка упала и покатилась по полу. «Да как же это я? – думал спецназовец, не зная – радоваться ему? пугаться? забыть о случившемся, как о страшном сне? Он заметил, как в глазах Елики к любви примешивается гордость, как лицо тэнны Айлии исполняется глубокого почтения. – «Как же это я?» Ну да – для них ведь не случилось ничего чудесного, просто он из пришлого ши вмиг превратился в чародея – пусть слабого, но это ведь совсем другое дело… Оннат Норик крякнул, отряхнулся и решительно полез в кладовку. Вытащив на свет божий изрядную бутыль с уже знакомой Сошникову розовой наливкой, он плеснул густого пахучего напитка в четыре пустые кружки. – Ну… – Он потер ушибленный крестец, помялся немного и выпалил так торопливо, словно слова жгли ему рот: – За тебя, зятюшко! – Ы… – булькнул Сошников. – За тебя, зятюшко, – повторила Айлия. – Наш дом – твой дом. Твоя кровь – наша кровь. – За тебя, милый, – прошептала Елика и, нагнувшись через стол к уху Сошникова, добавила: – За то, что тебе не пришлось долго ждать этих слов… и за твой дар. Спецназовец хотел сказать… что-нибудь, но слова не лезли из горла. Что делать? Благодарить? Отказываться? Бежать со всех ног? Их дом – его дом… Он вспомнил, насколько буквален бывает эвейнский язык в своих оборотах, и его передернуло. Этот дом станет его, и эта женщина станет его – окончательно и бесповоротно. Эта земля примет его… только скажи. И все же страх был силен. Он поднимался в груди, не давая дышать. Бросить родину… не вернуться никогда в знакомые края, к бабкиной могиле… Оставить за спиной все привычное. Хотя почему же все? Здесь все так похоже на родное… Но все, все не так! Невозвращенец в чужой стране… И холодноглазый Кобзев пустит своих ищеек по его следу, и если он вернется – дезертирство, трибунал, расстрельный взвод… Если бы майор ГБ не отдал тогда пленника-перебежчика владетелю Бхаалейну, страх мог бы и победить. Сошников и сам понимал это и презирал себя за слабость, но только мысль о том, что если уйти удалось какому-то без году неделя десантнику, то ему, Сохатому, сам бог велел, поддержала его в решении, которое он уже принял. Наливка скользнула в горло ароматной струей, и ее запах словно пробудил в сознании спецназовца нужные слова. – Моя кровь – ваша кровь, – слетело с его губ. – Ваш дом – мой дом. И жаркая нежность в глазах Елики была ему наградой. * * * Первым признаком неминуемой катастрофы Обри Норденскольду показался остекленевший взгляд часового. Конечно, послушав с полчаса разглагольствования адмирала Дженнистона о его геройских подвигах во время войны Корее, можно и в обморок хлопнуться… но солдат на посту должен терпеть любые неудобства. И все же Обри не осмелился привстать, чтобы потрясти оцепеневшего морпеха за плечо. Хотя бы потому, что адмирал никогда не простил бы ему столь вопиющего хамства. Возможно, это и сделало возможным все последовавшее. Пространство посреди кабинета разорвалось, точно туго натянутая парусина, если полоснуть по ней ножом. По краям разрыва плыл струйкой туман. Пахнуло холодным ветром, донесшим запах лесной сырости и дыма. В отверстие один за другим шагнули, без усилия преодолев границу, трое в обычных для эвейнских чародеев камзолах. Одного Обри узнал – это был мрачноватый парень, что сопровождал лорда Ториона на тех, первых переговорах. Двое других были ему незнакомы. Макроуэн отреагировал первым. Рука его метнулась к поясу быстрей, чем память подсказала, что оружия там нет. Прежде чем он успел рвануться к застывшим в странном оцепенении часовым, ноги подполковника подкосились, и он неловко упал, повалив складной стул. |