Онлайн книга «Тайга и зона»
Рассмотрев же сверху окликнувшего их человека, они переглянулись и стали спускаться по склону оврага – совершенно безбоязненно. Дед, этакий таёжный Берендей, идиллически восседал под елью. Возле его ног, обутых в самые натуральные лапти, валялся латаный-перелатаный «сидор», пустой, судя по виду. Совершенно белая борода топорщилась клочьями, на плечи свисали такие же белые, длинные волосы. Кожа – дублёная, коричневая, как сосновая кора, кожа человека, живущего под открытым небом. А морщин на лице, наверное, столько же, сколько и лет ему самому – огромное, в общем, множество. Головной убор старика напомнил Карташу иллюстрации в книге о Робинзоне Крузо – в такой, с позволения сказать, шапке обычно изображался популярный островной сиделец. Тело дедка прикрывало невообразимое рубище – то ли остатки какого-то кафтана, то ли кафтан, пошитый из остатков всего на свете. – Ты кто, отец? – спросил Геннадий, присаживаясь напротив деда на небольшой выворотень. Автомат «археолог» перевесил на грудь. Дед приоткрыл совершенно беззубый рот, прошамкал: – Человек божьего мира, как и всяк. А наречён Силантием, по отчеству Петрович. Ваших имён не спрошу, не запомню. Памятью худ стал. Ранешнее помню, а новое проваливается, как сквозь сито… – Сколько ж вам лет, дедушка? – Маша во все глаза пялилась на диковинного старца. – Одному богу ведомо. К чему считать? Проживу, сколько положил господь, а больше мне не надо. Но, вестимо, к закату идёт. Ноги отказали. Потому и позвал вас. Самому, чую, до дому не дойти. Дед говорил странно, словно спотыкаясь в конце каждого слова. Но какое-то спокойствие исходило от его слов и от него самого – такое исходит от реки утренней порой вместе с поднимающейся над водой дымкой и поразительным затишьем всей природы. – И откуда сам будешь? – Воспользовавшись внеплановым привалом, Гриневский закурил. – Здесь живу. И тут Карташа осенила догадка: – Уж не из раскольников ли, отец? – По разному нас величают. Двоеперстцами тож. От никонианцев скверна идёт. Мы-то люди праведной веры. Оттого и гонимы. С протопопа Аввакума горе мыкаем… Значит, не все байки врут. Выходит, и вправду обитают в болотах раскольники… – А где твои… «Как же их назвать, – Карташ не мог подыскать подходящего слова, – единоверцы, сородичи, что ли…» – …ну, братья и сёстры? – Померли все. Один я остался. Доживаю-от. Уж недолго ждать. Геннадий расстегнул рюкзак, достал карту, положил дедку на колени. – Карту читать умеешь, отец? – Не обучены. Грамоту раньше знал, а теперь не ведаю. Глаза давно мелкоту не различают. – Ясно, – «археолог» карту убрал. – Ну чего, попробуем подняться, отец. – Да уж пытал. Ноги не держат. Но всё-таки Геннадий приподнял старика, ухватив под мышки. И убедился, что ничего не выходит. – Не держат, сынок, я ж говорю, – дедок покосился на сигарету Гриневского, насупил брови. – Зелье греховное потребляешь. Дым люб сатане, потому и ад утопает в дыму. – Эх, отец, – вздохнул Гриневский, – если такие пустяки признавать грехами, то праведников вообще на земле не отыщется. И царствию небесному пустовать придётся. – А Сатана помалу в нас проникает, – не задумываясь, сообщил старец. – Сперва одну щупальцу запустит, ухватится, потом другую, а потом ты уж и заметишь, как весь его… Пока дед с Гриневским спорили о смертных грехах, Гена отвёл Карташа в сторону. – Ты понимаешь, что нельзя с ним возиться? – Бросить помирать? – А что ты предлагаешь? Оставим еды и воды. Может, посидит и отойдёт. Могу вколоть ему препаратец под названием «Прилив»… Только сомневаюсь, что подействует. – Погоди-ка. Карташ, в отличие от «аспиранта», знал и помнил местные байки. И если одна оказалась правдой, то почему бы и другой к ней не присоединиться?.. Старлей вернулся к раскольнику. – Скажи, отец, ты здешние болота хорошо знаешь? В ответ прозвучал короткий старческий смешок, похожий на кашель. – Средь них жизнь прожил, как не знать. – Самолёт упавший встречал? – Ероплан-то? А то. Давно тут лежит, за грехи был с небес свергнут. – Ну уж у самолёта-то какие грехи? – устало, как учительница у тупого второгодника, спросил Гриневский. – Так ведь деньги – грех, – назидательно сказал старик. Карташ оттеснил настырного Таксиста в сторонку: – С этим понятно. А известен ли тебе… как бы его назвать… остров, который почти со всех сторон окружён болотами? – Так то ты про Вороний Глаз говоришь, – кивнул старик. – Ты там бывал? – быстро спросил Геннадий. – Захаживал по молодости. Потом уже нет. С тех пор, как на Вороньём Глазу нехристи поселились. – А когда они там появились? – Не помню, сынок, – развёл руками дед. – Годы сливаются в один поток, как ручьи в реке. И уже не разобрать, когда и откуда что влилось. – В какой стороне твой… дом, отец? – спросил Алексей. Старец уверенно указал направление морщинистой ладонью. – Там же сплошные болота, – задумчиво проговорил «археолог». – Не одни болотины, сынок, не одни. Язык человечий привык одним вымахом все крошки слизывать. Он и веру христову одним словом величает, будто разницы нет. А ты плод яблоко возьми, вглядись. Не одна мяготь в нём. Есть червоточины, есть черви, мяготь грызущие… – Ты погоди про веру, давай с болотами закончим, – Гена, прищурившись, посмотрел на карту, раздражённо пожал плечами и карту спрятал. – Я не могу в толк взять, вы что, на топях живёте? – Не живём. Один я, говорю, век доживаю. И не на топях, а на тверди. Там край низкий, однако ж тверди хватает, хотя и затеряна в болотине, лежит гривами, одна грива больше, другая меньше, третья совсем крохотная. – И сколько идти до твоего обиталища? – Лесным шагом к сумеркам окажешься. Ежели ходко двигаться, то раньше. – То есть часа полтора-два, – Гена посмотрел на часы. – А как ты до Вороньего Глаза ходил, отец? – осторожно спросил Алексей. – В обход или по болоту? – По болотине ходил. – И… можно сейчас напрямки по болотине пройти к этому Вороньему Глазу? – Чего ж нельзя, когда можно, – усмехнулся старец. – Тропка-то помечена. Главное, выход на неё найти, а там иди от вешки к вешке, и пройдёшь. Эх, сынки… Понимаю, что недалече уж отход. Однако душе – ей не всё равно, где с телом расставаться. Одно в лесу, как зверю какому, другое помереть в своём доме, под иконами. |