
Онлайн книга «Кладбищенские истории»
— Откуда вы знаете?! — воскликнул он. Она снова взяла его ладонь и теперь взглянула на нее. — Здесь так написано… Да, на 49-м, никаких сомнений. И что через 49 лет, тоже несомненно… Unless [24] … — Тут она встрепенулась и огляделась вокруг. — Ах, это 25-й! Остановите! Миш рефлекторно нажал на тормоз, и она вышла. Не попрощалась, не поблагодарила. Шла к отдельно стоящему мраморному обелиску, на ходу отделяя от своего букета цветок. — Что unless? — спросил Миш, высунувшись из машины, но не очень громко, потому что на кладбище громко говорить не полагается. Она не услышала. Тогда он пожал плечами и поехал дальше. Дождь закончился. В салоне пахло сигарой и лиловыми цветами — запах был приятный, но какой-то нервный. Как и следовало ожидать, вариант на 26-м оказался дрянь, с 49-м не сравнить, поэтому Миш вернулся в контору и подписал предварительный контракт. Вернувшись домой, сообщил жене — та кивнула и заговорила о другом. А в воскресенье утром, неожиданно для самого себя, Миш сказал: — Знаешь, Дороти, я думаю, я съезжу туда еще раз, посмотрю. — И пошутил. — Как-никак нам с тобой там бичевать до Судного Дня, а это сверхдолгосрочный инвестмент. Выехав на вчерашнюю аллею, сбавил скорость до пяти миль. Вертел головой, высматривая свою вчерашнюю спутницу. Сделал один круг, второй. Уже решил было, что ее слова о каждодневном посещении кладбища были преувеличением, но тут заметил знакомый тонкий силуэт: шляпка с вуалью, брючный костюм — не такой, как вчера, но не менее элегантный. Сегодня женщина была с бархатным, расшитым блестками саком. Она стояла возле узкого памятника, опустив голову. На звук остановившейся машины не обернулась. Миш вышел, приблизился. Памятник был необычный — ни имени усопшего, ни дат. На темно-красном мраморе лишь изображение игральной кости, повернутой шестеркой, причем пять точек черные и лишь одна белая. Миш был так удивлен дизайном обелиска, что спросил не о том, о чем собирался: — Кто это? (А хотел спросить: «Что означало ваше вчерашнее unless?» Затем и на кладбище приехал.) Женщина обернулась. Не показала никаких признаков удивления. — О, это был блистательный мужчина. Я его очень любила. Настоящий, природный донжуан. — Он был гэмблер? — Миш смотрел на игральную кость. — Отчего он умер? — Отравился десертом. Миш не понял смысла ответа. Вероятно, это было иносказание или черный юмор. На всякий случай сказал: — Упокой Господь его душу. — Сомневаюсь, что эта душа упокоилась, — задумчиво сказала женщина. — Тот, кто живет на свете ради того, чтобы разбивать сердца, не обретает покоя. Эта страсть сильнее смерти. О, это был истинный мастер, просто я оказалась ему не по зубам. — И прибавила. — Вот бы встретить его вновь… От мечтательности, прозвучавшей в ее голосе, Миш испытал нечто похожее на ревность — эмоцию, которой не испытывал со времен хай-скула. — На 13-ый, к пруду, — сказала женщина, без приглашения садясь в машину. Ее повелительный тон был странен. Еще удивительней, что Миш безропотно повиновался. Аллея поднялась на холм. Из-за верхушек деревьев вылезла щетина Манхэттена. — Вы живете в одном из тех высоких домов? — спросила женщина. — Нет, но я работаю в одном из них. Мой офис на 41-м этаже. — А балкон там есть? — Для курящих. Иногда я выхожу туда, чтобы посмотреть сверху на город. — И вам ни разу не хотелось взять и просто так, безо всякой причины, перемахнуть через перила? — Боже, ради чего?! — поразился Миш. Она посмотрела на него, немножко наклонив голову: — Всем мужчинам, если они мужчины, иногда этого хочется. И вам тоже хотелось, я это вижу. Иначе я не села бы к вам в машину. Он пожал плечами, не желая продолжать такой бессмысленный разговор. И вдруг вспомнил. Это было три года назад, еще до рождения Колина. Они с Дороти устроили себе праздник — купили трехдневный круиз по Карибскому морю. Жена была в ванной, прихорашивалась перед ужином. Миш стоял на терраске, смотрел на золотистое предзакатное море. Всё было отлично. Но внезапно он посмотрел вниз и до боли в суставах вцепился в перила — так ему захотелось перекинуть через них свое тело, пролететь по воздуху с двенадцатой палубы, а потом плашмя удариться о воду. Не то чтобы захотелось, а представилось, как он это сделает. Дороти выйдет из ванной, а его нет. Подумает, что он на палубе. Но его не будет на палубе. Его вообще больше нигде не будет. И его исчезновение для всех останется загадкой. Навсегда. Такая возникла у Миша дикая фантазия под воздействием морского воздуха и двух послеобеденных коктейлей. Но откуда об этом могла знать женщина в вуали? Он и сам-то про свой мимолетный суицидальный импульс давным-давно забыл. — Здесь. Остановите, — велела она. Могила была совсем старая, со стершимися буквами и съехавшим набок крестом. Лет сто ей было, а то и больше. Не выдержав, Миш спросил: — А тут-то у вас кто? — Славный юноша. Я его очень любила. Он вызвал на дуэль одного бретера, который неуважительно обо мне отозвался. Бедный мальчик совсем не умел стрелять. Лучше бы вместо него на поединок пошла я. Я попадаю в серебряный доллар с двадцати шагов. И положила на камень лиловый цветок. Только теперь в голове у Миша наконец рассвело: это же ментально расстроенная женщина, никаких сомнений на этот счет. А он-то, дурак, ushi razvesil. — Извините, — сказал Миш, пятясь, — но мне пора. И пошел к своему «би-эм-даблью», что в данной ситуации было единственно правильным выбором. Тогда она спросила: — Как, разве вы не хотите узнать, что означает unless? Миш сделал три ошибки. Во-первых, заметно вздрогнул (ну, это еще ладно); во-вторых, остановился (большая ошибка!); в-третьих, обернулся (и это уже была ошибка непоправимая!). Потому что он не только обернулся, но еще и взглянул на женщину, а как раз в это мгновение из-за облаков выглянуло солнце, и черные волосы ненормальной полыхнули золотым отливом, глаза замерцали под вуалью, губы влажно заблестели. С дерева, полоща крыльями, слетел пестрый попугай и сел женщине на плечо. Увидев это, Миш сначала подумал, что тоже сошел с ума, но сразу же вспомнил, как читал в газете про грин-вудских попугаев. Что-то про случайно открывшуюся клетку с пернатыми из Южной Америки. |